Остановившись у машины, Ченстохович что-то сказал водителю, и тот, открыв дверцу, протянул парню небольшой предмет, очень напоминающий зажигалку.
Дверцы стоявшего на противоположной стороне улицы крытого фургона с надписью «Паоло Мазолли — транспортные перевозки» распахнулись, и на проезжую часть выскочили люди с оружием в руках.
Дальнейшее произошло очень быстро.
Через считанные секунды Ченстохович и «спортсмен» лежали в наручниках, уткнувшись лицом в тротуар. Один из нападавших распахнул дверцу машины, но из «опеля» грянули выстрелы, и он повалился мешком на асфальт. «Опель» на приличной скорости рванул зигзагом по площади, но ему вслед прогремели автоматные очереди. Пули у юнписовской группы захвата — в том, что это была именно она, сомневаться уже не стоило — видимо, самонаводились на цель, потому что, не проехав и пятидесяти метров, автомобиль вдруг завилял, шипя пробитыми шинами, врезался в витрину одного из магазинов и тут же взорвался.
Парни с автоматами подняли пленников на ноги, подвели к фургону и втолкнули внутрь.
Через несколько секунд о происшествии напоминал лишь густо валивший дым из останков «опеля», крики раненых и испуганные, бледные лица прохожих, да еще сирены пожарных машин, приближавшиеся со стороны Центра.
Рамиров повернулся и пошел прочь.
«Извини, Вить, — мысленно сказал он. — Как видишь, выполнить твое обещание мне не удалось. К счастью, не удалось, потому что больше всего мне не нравится быть трупом»…
РЕТРОСПЕКТИВА-3. «ОРАКУЛ»
У Рамирова была одна странная привычка. Читая какую-нибудь книгу, он сознательно прерывал чтение на самом интересном месте и предавался размышлениям над прочитанным.
Вот и накануне, вернувшись в свою «конуру» в пансионе «Голубая роза» и благополучно избежав роковой встречи с госпожой Лэст, он наскоро поужинал, почти полностью исчерпав имевшийся в холодильнике запас продуктов, просмотрел очередной, стандартно скроенный, боевик (одна из «пиратских» тиви-станций Евронаций специализировалась на показе фильмов со стрельбой, погонями и зубодробительными драками по так называемому «блуждающему каналу», хотя пропаганда насилия — в том числе и посредством произведений искусства — была официально запрещена парламентом с подачи ЮНПИСа сразу после разгона армии), а затем улегся спать.
Заснул Ян сразу, даже громкие щелчки в соседнем номере, где проживал некто Олли Брюс, человек неопределенного возраста, рода занятий и национальности, в этот раз не помешали ему. С этими звуками была особая история. Неизвестно, на какие средства существовал сосед Рамирова, потому что с утра до ночи он торчал в пансионе. Тем не менее, одевался он как плейбой. Поселившись в «Голубой розе», Рамиров очень быстро обнаружил, что из номера Брюса постоянно доносятся сквозь стену какие-то нераспознаваемые звуки, весьма напоминающие чмоканье чересчур страстных поцелуев. Однако Рамиров ни разу не видел, чтобы его соседа навещали женщины. Спросить напрямую Брюса о происхождении звуков Ян не решался — не потому, что тот был замкнутым, нелюдимым типом, а потому, что сам Рамиров свято соблюдал принцип «не-лезь-в-чужую-жизнь». В то же время звуки действовали Яну на нервы, из-за них он частенько не мог заснуть, ворочаясь с боку на бок и тщетно пытаясь найти убежище под одеялом и даже под подушкой… Все прояснилось совершенно случайно: как-то, находясь в пресловутом «положении риз», Рамиров перепутал двери и вломился в номер к соседу. Оказалось, что тот сидит в кресле и швыряет в закрепленную на стене мишень палочки с резиновыми присосками… Позже выяснилось, зачем Олли понадобилось «с утра до одури», как выразился он сам, упражняться в явно бесполезном для общества занятии. |