У меня тоже был похожий случай. Мы только выехали на поезде из Москвы в Софию, как я тут же заболел. Насморком. Драматично. Фамильный еврейский насморк — это нечто. Распухли веки, слезились глаза, в носу чесалось так, что казалось, ершик для мытья бутылочек прохаживается внутри отечных носовых раковин. Туда-сюда. Тут уж не до феромонов.

1964 год — оттепель. Меня взяли в делегацию Минздрава, направляющуюся на конгресс в Софию. Народная Республика Болгария, Генеральный секретарь — Тодор Живков, друг СССР. Так смело и рубанул на райкомовской комиссии по выездам: «Курица — не птица, Болгария — не заграница». Этого вслух не сказал. Только подумал. Конгресс по моей специальности, но, кроме меня и еще одной милой дамы из кардиоцентра, все остальные делегаты, человек десять, никакого отношения к нашему предмету не имели. Тогда делегации таким манером формировались, чтоб специалисты не шибко выделялись из общего фона «советского здравоохранения». С нами был директор протезного завода, один чиновник соцстрахования, один физиолог из судебной психиатрии и один эндокринолог (!). Он же — парторг эндокринологического института. Всякой твари по паре. Тема конгресса абсолютно не соответствовала их интересам. И не надо. Они ехали просто проветриться. Тем более после Софии нас свозили на поезде на Золотые Пески («Златы Песцы»), Мы бродили опьяненные (в прямом и главным образом переносном смысле слова) по берегу осеннего Черного моря и восхищенно цокали языками, заходя в стилизованные ресторанчики «У рыбака», «Мельничный двор», «Пиратская таверна». «У рыбака» все было опутано сетями, в «Мельнице» посетители сидели на мешках якобы с мукой, а во дворе «Пиратов» скрипела на ветру виселица, на которой этих пиратов как бы вешали. Экзотика! Для нас-то, советских, идейно стерилизованных!

Я тоже цокал языком, но с явным гундосым оттенком — насморк не прекращался даже на морском воздухе. Вечером пошли в большой ресторан — хозяева устроили отвальную по полной программе. После обязательных тостов принесли какой-то фирменный жюльен, которым очень удобно было закусывать довольно средний коньяк «Плиска». Вообще, гадкий коньяк. Три звезды, но он тянул только на одну. С нашим армянским трехзвездочным того времени — никакого сравнения. Мы это обсудили с эндокринологом. Он был родом с Кавказа. Разбирался в этом деле профессионально. Предложил вечером в номере провести сравнительный анализ.

Но эта встреча не состоялась. Грянула музыка, начались танцы. Мы, отягощенные жюльеном и «Плиской», а я еще и соплями (пардон), снисходительно посматривали на танцующие пары. И вдруг «ударили» твист. Тоже для нас новинка. Зажигательно. В центре зала плотный болгарин согнул колени и так завертел увесистым задом, что мы поняли — наша страна безнадежно отстала от культурной Европы. Болгарин был известным биофизиком, имел много публикаций и считал себя учеником нашего замечательного ученого Николая Александровича Бернштейна. Солидный послужной список, и вдруг так страстно вертит задом! Тут мне вспомнилось: «Богу — богово, кесарю — кесарево». Я тоже был учеником (и сейчас остаюсь глубоким почитателем) Николая Александровича, но так танцевать не умел. Да еще и стеснялся.