— Ты кончила? — внезапно сказал Максим. — Я, пожалуй, больше ничего не хочу. Только кофе. Черный, очень крепкий, пожалуйста, и счет, — добавил он, обращаясь к метрдотелю.

Я не понимала, почему мы уходим. В ресторане так уютно, зачем нам торопиться? Мне нравилось сидеть, откинув голову на мягкую спинку дивана, и неторопливо строить туманные, но такие приятные планы на будущее. Я была готова просидеть здесь целую вечность.

Я вышла следом за Максимом, зевая и спотыкаясь.

— Послушай, — спросил он, когда мы спустились на тротуар, — как ты думаешь, ты смогла бы спать на заднем сиденье, если бы я тебя укутал пледом? Там есть подушка и мое пальто в придачу.

— Я думала, мы переночуем в гостинице, — озадаченно сказала я. — В какой-нибудь из тех, мимо которых мы всегда проезжаем.

— Да, я знаю, но у меня такое чувство, что нам необходимо вернуться сегодня, хотя бы ночью. Сумеешь ты как-нибудь поспать на заднем сиденье?

— Да, — неуверенно сказала я, — да, вероятно…

— Сейчас без четверти восемь. Если мы тронемся, не теряя ни минуты, то будем в Мэндерли около половины третьего. Дороги сейчас почти пусты.

— Ты так устанешь, — сказала я, — так ужасно устанешь…

— Нет, — он покачал головой. — Ничего со мной не будет. Я хочу вернуться домой. Что-то случилось. Что-то плохое. Я уверен в этом. Я хочу вернуться домой.

У него было встревоженное, непривычное лицо. Максим рывком открыл дверцу и принялся устраивать мне постель на заднем сиденье.

— Что могло случиться? — сказала я. — Просто смешно волноваться сейчас, когда уже все позади. Я тебя не понимаю.

Он не ответил. Я забралась на заднее сиденье и легла, поджав ноги. Максим укрыл меня пледом. Мне было удобно и уютно. Гораздо лучше, чем я представляла. Я умостила подушку под головой.

— Ну как, все в порядке? — спросил Максим. — Ты действительно не имеешь ничего против?

— Нет, — сказала я, улыбаясь, — мне очень хорошо. Я буду спать. Я не хочу нигде останавливаться на ночь. Куда лучше поспать в машине и побыстрей добраться домой. Мы будем в Мэндерли задолго до рассвета.

Максим сел за руль и включил зажигание. Машина тронулась с места, и сиденье подо мной стало мягко покачиваться на рессорах. Я прижалась лицом к подушке. Машина шла ровным ходом, мое сердце билось в такт с ее ритмичным движением. Я закрыла глаза, и передо мной длинной вереницей поплыли сотни самых разных картин: то, что я видела, то, что я знала, и даже то, что давно забыла. Все смешалось воедино в непонятный, лишенный смысла узор. Перо на шляпе миссис Ван-Хоппер, жесткие кресла с прямыми спинками в столовой Фрэнка, широкое окно в западном крыле Мэндерли, оранжевое платье улыбающейся дамы на маскараде, крестьянская девочка на дороге возле Монте-Карло.

То я видела, как Джеспер гоняется за бабочками на лужайке, то — как скотч-терьер доктора Бейкера чешет ухо. Вот передо мной почтальон, который указал нам сегодня дом доктора, а вот матушка маленькой Клэрис, вытирающая тряпкой стул у себя в гостиной, чтобы я могла сесть. Мне улыбался Бен, протягивая на ладони улиток, и жена епископа уговаривала остаться к чаю. Я ощущала приятную прохладу простыни на постели в моей спальне и шершавость гальки в бухточке за лесом. Я чувствовала запах азалии. Я погрузилась в странный, прерывистый сон, из которого меня то и дело вырывало неудобство моего узкого и короткого ложа. Сумерки перешли в вечер. Мелькали в темноте огни встречных машин.