Один Дима, посмеиваясь и помалкивая, жалел девчонку, попавшую в столь двусмысленное положение и желавшую одного — чтобы от нее отстали.
В конце концов кульминационный момент все же настал. Профессор, лишившийся покоя на пятьдесят пятом году жизни, вдруг решил, что негоже мучиться из-за какой-то неблагодарной девчонки, и решительно попросил Катерину подойти к нему после семинара. Она кивнула и явилась к кафедре, как было велено. Семену Петровичу казалось, что он являет собой фигуру почти трагическую — взрослый, солидный человек, потерявший покой из-за молодой свистушки. Но в глазах Катерины все было не так: она смотрела и видела перед собой невысокого, с брюшком человека, к которому относилась с уважением, ибо он был ее преподавателем и «достиг степеней известных», и научные его труды были итогом поистине большой любви к науке и кропотливой работы. Но — не более того. Поэтому разговор получился каким-то бестолковым, словно каждый говорил о своем.
— Катерина, — Семен Петрович пристально и даже строго смотрел на девушку, — вы знаете, что на кафедру выделено два места для стажировки в Италии?
Девушка кивнула.
— Вы хотите поехать?
— Нет...
— Так вот, в этой жизни... Что?
— Я не хочу ехать. — Карие глаза теперь смотрели прямо ему в лицо, и Семен Петрович вдруг почувствовал, как жаркая волна заливает щеки и лоб.
— Но почему?
— Потому что... ходят слухи, что путь в Италию лежит через услуги начальству. — Она слегка покраснела, но глаз не отвела. — Я поеду потом... Рим довольно древний город, но, похоже, он простоит еще долго... успею.
В аудитории стало тихо. Потом Семен Петрович совершенно неожиданно для себя самого сказал:
— Катерина, а может, вы выйдете за меня замуж? Тогда мы могли бы поехать вдвоем... Меня пригласили читать лекции в университет Милана.
Глаза девушки наполнились слезами. Теперь она чувствовала себя виноватой. Надо же, чего только все ни говорили, вон и Дима туда же, а Семен Петрович ее замуж зовет! Это совершенно неповторимое чувство, когда вам первый раз в жизни делают предложение. Он все-таки хороший, и тем жальче... Слезы потекли по щекам. Она замотала головой и прошептала:
— Простите, но я не... не могу.
— Почему? — Семен Петрович вдруг успокоился. Достал платок, подошел — хоть всего минуту назад боялся даже шаг сделать в ее сторону. — Возьми.
Она послушно взяла пахнущий его одеколоном платок, вытерла слезы и нос. Он уже знал, что услышит, но не мог остановиться. Приподнял ее лицо за подбородок и спросил:
— Ну же, детка, я вам так не нравлюсь?
— Нет... то есть да... Нет, я вас очень уважаю, но не люблю! — выпалила девушка, глядя на него сквозь мокрые от слез ресницы.
Он засмеялся. Катерина застыла. Ждала чего угодно, но не смеха. Семен Петрович погладил ее по голове, вздохнул и сказал:
— Знаете, Катерина, вы, должно быть, правы. Просто я стал старым циником и вдруг позабыл, как это — когда не любишь. И когда любишь.
— Вы не сердитесь? — Она чувствовала себя глупой девчонкой и только теперь испугалась.
— Нет, — по-прежнему улыбаясь, сказал он. — Скорее, я благодарен вам. Я вдруг словно помолодел лет на двадцать... думаю, это пошло мне на пользу.
Катерина во все глаза смотрела на мужчину, плохо понимая, о чем речь. А Семен Петрович продолжал:
— Надеюсь, без обид?
Она кивнула.
— Вот и славно.
И он ушел. После этого разговора отношения их лишились напряженности и неожиданно обрели некую дружескую теплоту. Кафедра терялась в догадках — никто не знал, чем же все кончилось? Не может быть, чтоб ничем! Катерина повзрослела, пройдя через этот несостоявшийся роман. |