Потом началась война с Россией, и Бальдр чуть не каждый день боялся, что Марику тоже заставят носить на одежде какой-нибудь позорный знак, вроде красной звезды. Почему нет, от нацистов всего можно ожидать! Он был просто счастлив, что у отца Марики имеются внушительные связи, что она работает в учреждении, сотрудники которого автоматически подпадают под все мыслимые и немыслимые льготы и прикрытия. И все же отчаянно боялся за нее, тем более теперь, когда противовоздушная оборона Берлина то и дело стала давать сбои и все больше английских и американских бомбардировщиков прорывались со своим жутким грузом к столице. Одна мысль мучила его, даже когда он был в полете и сам рисковал жизнью: «Успела ли Марика спуститься в убежище?» И вот надо же такому случиться: в убежище-то Марика спуститься успела, но умудрилась ввязаться в историю, внешне вроде бы безобидную, но — Бальдр чувствовал! — чреватую опасностью. Этот странный профессор-убийца с его загадочной шифровкой, этот Рудгер Вольфганг Хорстер, не то гестаповец, не то эсэсовец… Странно, почему такой знакомой кажется ему его фамилия?

И вдруг Бальдр вспоминает.

— Слушай, Марика! — восклицает он. — А ведь я знаю этого Хорстера! То есть лично с ним не знаком, но слышал о нем. Мои родители были на его свадьбе, когда пять лет назад он женился на Минне фон Вольцоф. Ее мать — старинная подруга моей матушки. Они вместе провели несколько лет в швейцарском пансионе, еще в девушках, поэтому моих родителей и пригласили. Отец Минны, Хаген фон Вольцоф, — близкий друг самого Геринга. Кстати, Геринг тоже присутствовал на свадьбе Хорстера. Моя матушка — а она, надо сказать, ужасная язва, никогда ни про одну женщину не скажет ни слова доброго, вот разве что тебя постоянно хвалит и говорит: мол, правильно ты делаешь, что отказываешь мне, я тебя недостоин, шалопай этакий, — ну вот, моя матушка все недоумевала, как это кривоногой, конопатой Минне удалось подцепить такого красивого и видного мужчину, как Хорстер. Впрочем, матушка говорила, он из какой-то совсем уж простой семьи, правда, довольно состоятелен и хорошо образован, но для него это был очень выгодный брак. Выгодный для его общественного положения. Говорят, у него была какая-то темная история в прошлом, но у кого ее не было, если даже сам наш любезнейший Адольф провел несколько лет в тюрьме.

Бальдр такой же словоохотливый и язвительный, как его обожаемая матушка, и молчаливая Марика обычно с удовольствием его слушает. Но только не сейчас!

«Значит, он женат…»

Марика сама не понимает, почему это известие причиняет ей такое огорчение. Боже мой, она что, увлеклась этим кошмарным человеком? Груб, жесток, коварен, эсэсовец, а может, и гестаповец, да еще и женился по расчету на какой-то уродине… К тому же ему протежирует сам Геринг!

Кажется, Марика утащила добычу из-под носа весьма опасного господина…

Она берет с ночного столика листок, небрежно брошенный Бальдром, и снова всматривается в рисунки. Почему над звездой Давида нарисована цифра 13? Почему человек лежит на земле, а не стоит? Почему у него одна рука и один глаз, почему его живот вспорот крест-накрест? Он ранен? Это изувеченный инвалид? Что означает набор цифр внизу листка? Что за птицы нарисованы над человечком? Ох, тут одни сплошные вопросы, тут вообще ничего не поймешь, кроме двух букв в конце: «P.S.». P.S. — постскриптум, который ставится в конце писем или статей. То, что забыли написать в основном тексте, дописывают обычно в постскриптуме. Но только это и ясно Марике, а вот что содержит постскриптум, она не имеет никакого представления.