Максим усмехнулся.

— Ну, это она в расстройстве была. Хотя Оскар Уайльд тоже признавался в своё время, что чем больше он живёт среди людей, тем больше ему хочется жить среди зверей.

— Ты Уайльда читал? — недоверчиво шевельнула бровью Ольга.

— Не только, я Лондона люблю, О’Генри, Чехова, Лао Шэ, у меня хорошая библиотека, ещё отец собирал. Блока вообще считаю посвящённым в Истинное Знание. У одного поэта есть такие строки:

— Поэт был точно не оптимистом.

— А кто из нас оптимист? Оптимисты давно вымерли, как динозавры, народ понял, что лучше не будет и надо жить реально, а ещё лучше — на халяву, беря от жизни всё.

Ольга покачала головой, не сводя с лица гостя изучающего взгляда.

Максим добавил с грустной улыбкой:

— Это, к сожалению, правда. Хотя меня поражает святая вера простых людей в торжество той самой справедливости. Ну пусть не сейчас, пусть не сегодня, но завтра — точно все будут жить справедливо! И ведь не поспоришь.

Ольга поднялась, укатила столик-тележку на кухню, вернулась.

— Позвонишь?

Максим с сожалением понял, что пора уходить, нехотя встал.

— Непременно.

Несколько мгновений они стояли близко друг от друга, не решаясь переступить разделявшую их черту ложных воспоминаний, потом он с улыбкой бросил к виску два пальца.

— Разрешите идти?

— Идите, — серьёзно ответила она.

Он вышел, не оглядываясь, спиной ощущая её взгляд, и только в коридоре за закрытой дверью дал волю воображению, мысленно поцеловав девушку в губы.

В холле дома никого не было, давешний квадратнолицый сторож Ольги исчез.

Поглощённый мечтаниями, Максим влез в джип, глянул на окна восьмого этажа, гадая, смотрит Ольга в окно или нет.

Оперативники, продолжавшие ёрническую перепалку, притихли.

— Чего молчишь, командир? — не выдержал молчания Брызгалов.

— По-моему, он влюбился, — предположил Савелий.

— Типун тебе на язык! — сплюнул Жарницкий.

— А что я такого сказал?

— С точки зрения биохимии состояние влюблённости сходно с маниакально-навязчивым неврозом. Иначе говоря, любовь — это тяжёлое нервное расстройство. Ты этого желаешь командиру?

Савелий прижал к губам ладонь.

— Я же не знал!

— Прекратить словоблудство! — проворчал Брызгалов. — Командир, у тебя всё в порядке?

Максим очнулся.

— Patuit dea.

— Что?!

— Предлагаю добраться до моего убежища и выпить за любовь.

— Если Петро нам что-либо оставил, — хмыкнул Жарницкий.

— За любовь к кому-то конкретно или просто так? — осведомился Брызгалов.

— Любви просто так не бывает, — заметил Савелий. — Если просто так, то это секс.

Максим, улыбаясь, слушал трёп подчинённых, и у него было хорошо на душе. Не смущало даже предупреждение Ольги о допросе «с пристрастием». Главное, что она согласилась поехать с ним в Синдор, а это уже говорило о доверии и о том, что он ей не безразличен.

Сыктывкар,

Хозяйственное управление полиции

7 июля, 11 часов утра

Поскольку Геннадий Фофанович Охлин не без оснований считал себя бо́льшим начальником, чем глава полиции Сыктывкара генерал Скорчак, ему показалось обидным, что его вызывают в Управление «дать показания по делу», как выразился зам по тылу полковник Нобелев. Несмотря на почти предельно допустимый срок выслуги — Охлину исполнилось пятьдесят четыре года, — он планировал пробыть на своём посту как минимум пять лет.