— Извини, — говорит он, протягивая руку. Говинд качает головой и принимает ее.
— Вот почему, братец, тебе никогда не удастся ничего по-настоящему достичь в бизнесе. Ты слишком мягок. Слишком вежлив. Сегодня ты победил, очень многого достиг, так наслаждайся своей победой! Торжествуй. Прикажи охране снова вывести меня из этого здания.
— Одного раза довольно.
Пиаровская группа «Рэй пауэр» ведет толпу дальше. Вишрам и Говинд остаются в коридоре одни. Говинд еще крепче сжимает руку брата.
— Наш отец гордился бы тобой, но я по-прежнему сохраняю уверенность в том, что ты погубишь компанию. У тебя есть стиль, есть харизма, есть настоящий талант шоумена. Конечно, и в нашем деле такие вещи нужны. Но только на них строить бизнес нельзя. У меня есть предложение. Компания «Рэй пауэр» — так же, как и семья Рэй, — не должна быть разделена на противоборствующие части. У меня имеется устное соглашение с внешними инвесторами, но никакие официальные сделки пока не заключены, никакие документы не подписаны.
— Ты предлагаешь слияние подразделений? — спрашивает Вишрам.
— Да, — отвечает Говинд. — При том, что я буду руководить производственным.
Вишрам чувствует, что здесь скрывается какой-то подвох, но не может с ходу его раскусить.
— Я не могу сразу дать ответ на твое предложение, — говорит он. — После демонстрации. А теперь я хочу, чтобы ты увидел мою вселенную.
— И еще один вопрос, если позволишь, — почти шепотом произносит Говинд, когда они идут по коридору. — Откуда у тебя деньги?..
— От одного давнего компаньона отца, — отвечает Вишрам и каким-то внутренним слухом слышит тот звук, которого больше всего боятся комедианты, — звук собственных удаляющихся шагов.
Ему в голову приходит вдруг странная мысль: среди всех многочисленных вариантов сценария проведения сегодняшнего совещания, много раз отрепетированных, не было варианта на тот случай, если бы за тем широким овальным столом он внезапно умер.
Они находят небольшое место на полу рядом с дверью, под откидывающейся полкой проводника. Здесь они ложатся, забаррикадировавшись чемоданами и прижавшись друг к другу, как дети. Двери плотно закрыты, и Парвати сквозь крошечное окошко с матовым стеклом виден только кусочек неба цвета дождя; сквозь перегородку ей видна и дверь в следующий вагон. Тела пассажиров прижаты к твердому пластику и кажутся какими-то жутко расплющенными. Не просто тела — люди, человеческие судьбы тех, кто больше не может, подобно ей, жить в этом городе нормальной жизнью. Голоса тонут в шуме двигателей, в стуке рельсов. Она удивляется тому, что поезд, до такой степени перегруженный, может вообще двигаться, но какое-то особое чувство внутри и мерные удары неровной пластиковой стенки по спине заставляют Парвати поверить, что райпурский экспресс набирает скорость.
В вагоне нигде не видно никакого обслуживающего персонала. Нет ни кондуктора в традиционном белом сари с колесом Бхарата на плече паллава, ни разносчика чая, ни проводника, который должен был бы сидеть над ними, скрестив ноги.
Теперь поезд мчится на большой скорости. Мимо проносятся опоры линий электропередачи на фоне крошечного квадратика тусклого неба. На какое-то мгновение Парвати охватывает паника, ей кажется, что она едет вовсе не в поезде и не по железной дороге. Но потом молодая женщина решает — а какое, собственно, имеет значение, на чем она едет. Лишь бы подальше от прежней жизни.
Куда-нибудь подальше... Парвати прижимается к Кришану, берет его за руку — но так, чтобы никто не заметил, чтобы ни у кого не возникло ненужных мыслей на тот счет, чем там занимаются эти двое индусов. Ее пальцы натыкаются на что-то теплое и влажное. Она отдергивает руку. Кровь... Кровь растекается липкой лужицей в пространстве между их телами. |