|
Звонарь почувствовал себя так, будто его толкнули в спину и он с разбегу плюхнулся прямо в грязь. Открыв глаза, всмотрелся вдаль в поисках кричавшего. Поселок был перед ним как на ладони: узкие улочки, сжатые по бокам низкими деревянными заборами, дворы, заваленные кучами разносортного хлама, а посреди них – черные избы, дремлющие под притворенными ставнями. Из печных труб тонкими струйками поднимался белесый дымок, довершая картину сонного покоя. Никакого движения – разве что дворовый пес копошился у будки, наверное, пытаясь откопать спрятанную с вечера кость, да пара тощих котов лениво вышагивала по крыше дома в поисках удобного солнечного местечка.
В следующий миг на ближайшую от картофельного поля улицу выскочил его сосед, Щукин старший, и Звонарь вздрогнул от ужаса: показалось, что в руке тот держит женскую голову – длинные космы волочились по земле, – но потом стало ясно, что это всего лишь растрепанный моток веревки. Однако вид у Щукина был пугающий: под распахнутой курткой белела растянутая футболка с темными влажными пятнами, подозрительно смахивающими на свежую кровь. Мужчина повернулся спиной и быстро зашагал, направляясь в противоположный конец села. Вслед за ним, истошно крича, выбежала и помчалась вдогонку его жена. Звонарь не успел разглядеть ее одежду – не было ли и на ней кровавых пятен, – но с облегчением отметил, что бежала Щукина довольно резво, а главное – голова ее была на месте. И все же душераздирающие крики женщины наводили на мысль о том, что утренняя перебранка супругов достигла стадии войны и добром это не кончится. «Как бы беды какой не натворили!» – с тревогой подумал Звонарь и начал торопливо спускаться с горы, сожалея, что отзвонить, как положено, ему в этот раз не дали. Сердце снова кольнуло, когда, добравшись до дома Щукиных, Звонарь услышал детский плач. Свернул во двор и остановился перед крыльцом, на котором, дрожа не то от холода, не то от страха, сидели Щукины младшие – грязные, полураздетые – и ревели в унисон. Заметив его, разом испуганно замолчали и шумно зашмыгали. – Чего тут у вас стряслось? – спросил Звонарь и тут же охнул, увидев на растрескавшихся старых досках одной из ступеней окровавленный тесак. Его взгляд заметался, оглядывая детей в поисках увечий, но не находил: с виду все были в порядке, разве что явно замерзли. – Давайте ка в дом, – распорядился Звонарь, поднимая на руки трехлетнего Лешку. Его старший брат, тринадцатилетний Колька, не двигаясь с места, выпалил: – Батя пошел бабу Дусю убивать, потому что она ведьма! – Мальчишка стыдливо вытер грязным кулаком мокрое от слез лицо и затараторил: – А еще батя корову Зинку зарезал! А мамка стала его ругать, и он ее толкнул, а она его сковородкой огрела и прятаться побежала, а он погнался за ней и стол перевернул, на котором Зинкино мясо было и таз с кровью, и теперь там все в кровище, мы туда не пойдем! – Во он чего… – протянул Звонарь, осмысливая услышанное. Потом спохватился: – Ну ка, Колька, идем ко мне. Правда, печка не топлена, прохладно в доме, но все ж не на улице! Займись пока растопкой, дрова в дровнице во дворе. А я ненадолго по делам отойду. – За батей пойдете? Я с вами тогда! – ответил паренек, и голос его прозвенел натянутой струной. – Нет, не пойдешь! – Звонарь перехватил поудобнее сползающего с рук Лешку. – Кто за братом присмотрит? Его согреть надо, простынет же! Колька упрямо насупился и бросил взгляд за калитку. – За мамку боюсь. Батя вообще озверел. Вдруг с мамкой чего? – Он умоляюще глянул в лицо Звонарю. – Хотел было сразу за ними, но Лешка как давай орать! Уговорить Кольку все таки удалось, хотя и с трудом. Звонарь проводил Щукиных младших в свою избу и поспешил в другой конец поселка, к дому той самой бабы Дуси, которую, по словам Кольки, отправился убивать его отец. |
