Мужики, похоже, говорили как раз о нем, судя по косым взглядам. Звонарь поравнялся с ними, поприветствовал и, отвернувшись, хотел пройти мимо, но один из компании окликнул его:

– Погоди, дядь Юр! Дело есть.

«Какие у них могут быть дела?» – подумал Звонарь и, не скрывая недовольства, остановился в нескольких шагах.

– Мы тут подумали… – начал один, самый высокий и крепкий с виду, в распахнутой телогрейке. То ли ему было жарко от того, что уже принял порцию горячительного, то ли хотелось продемонстрировать новую красную футболку с иностранной надписью над изображением бутылки с газировкой. То, что вещь совсем новая, можно было понять по отсутствию на ней грязных пятен, хотя чумазая физиономия владельца выдавала его нечистоплотность. «В райцентре был недавно», – определил Звонарь, зная, что ни в Кудыкино, ни в соседнем селе никакой одежды не продавалось, если не считать хозяйственную лавку Пантелеевых, где можно было приобрести разве что перчатки для сельхозработ и резиновые болотные сапоги – точно такие же, какие были на ногах у заговорившего с ним односельчанина. Тот, кстати, явно нервничал, судя по тому, как усердно ковырял носком сапога волглую землю, втаптывая в грязь первую молодую травку. От этого зрелища Звонаря почему то передернуло, и мелькнула мысль, что такие люди могут втоптать в грязь все что угодно – и траву, и цветы, и все самое прекрасное, потому что ничего прекрасного давно уже не замечают. Он поднял взгляд на собеседника, который так и не сказал еще ничего вразумительного: все мямлил да тянул гласные, подбирая слова.

– Ну? – поторопил его Звонарь. – Спешу я, говори уже!

– Тут… это… были мы, значит, вчера в райцентре… А там «камазы» пришли, металл принимают. Деньги платят хорошие! – Глаза говорившего вдруг блеснули по волчьи, отчего Звонарь непроизвольно сделал шаг назад.

– Ну и что? Я здесь при чем? – ответил он, делая вид, что не понимает, к чему тот клонит.

В разговор вмешался еще один из компании, в облезлой кожаной кепке, из под козырька которой свешивались до самого носа длинные рыжие волоски.

– Да ладно, Гриш, хватит обиняков! – перебил он приятеля и обратился к Звонарю: – Колокол то твой медный, кажись, а?

– Даже не думайте! – глухо прорычал Звонарь, замотав головой и отступая. – Не доводите до греха!

Четверо двинулись на него – медленно, но уверенно, глядя исподлобья. Казалось, они готовы были вот вот зарычать, как голодные волки, нацелившиеся на добычу. От таких жди беды. Звонарь инстинктивно поднял воротник, прикрывая горло.

– Дядь Юр, ты же сам знаешь, что жрать в селе нечего, а до следующего урожая – как до морковкина заговенья… – На этот раз подал голос человек в женской вязаной шапке с огромным меховым помпоном. Вряд ли он купил эту вещь в магазине – наверняка где то случайно раздобыл, и было в этом что то такое, что казалось Звонарю отвратительным, почти непристойным.

– А медь, выходит, дорогая, – поддержал его главарь в красной футболке. – Знаешь, сколько за кило дают? Триста рэ! Колокол, поди, пару центнеров весит, а? Мы уже и подсчитать успели: это аж шиссят тыщ, а может, и больше! Деньжищи какие! Ты подумай, мы ж с тобой поделимся.

Звонарь молчал, боясь открыть рот, будто разрастающийся внутри огненный клубок гнева мог при этом вырваться наружу и превратить наглецов в кучку пепла. А те, по всей видимости, истолковали его молчание по своему, решив, что он впечатлен озвученной суммой, и загалдели наперебой с пылом солдат, штурмующих крепость, готовую пасть:

– Серьезно, дядь Юр, деньги то хорошие!

– Хоть толк какой то будет!

– Проживем мы без твоего тили тили бом!

– Конечно! Кому этот трезвон нужен? Этим сыт не будешь!

И вдруг замолчали, так же внезапно, как и начали.