Изменить размер шрифта - +
Потому что не увидеть женщину в ее доме — значит, не увидеть ее вообще. Ткачеву повезло. Он увидел.

— Теперь сюда… А теперь сюда. — Геля водит его по трем своим комнатам, улыбается, смеется.

— А сюда можно?

— Проходите.

Он понимает, что детей сегодня дома нет, но спросить, где они и почему, не смеет. Да и не нужно спрашивать, нужды нет. Если уж вас обоих и вашу лодочку сносит к тому берегу, женщина сама постарается пояснить, одни ли вы сейчас в доме, пора ли тебе уходить или не пора и тому подобное. И Геля, поговорив о метраже и квартплате, поясняет:

— Вам пора уходить. Уже поздно.

— Да-да.

— Вы уж извините. Дети у меня в спортлагере. Они отдыхают.

Ткачев спрашивает — где? Она отвечает и тут же добавляет, что место очень хорошее.

Он спрашивает: в каком смысле очень хорошее?

— Реки нет, — отвечает она. — Все-таки это спокойней. После случая с мужем суеверной стала.

Пауза.

— Мальчики? — спрашивает Ткачев. И угадывает.

— Да. Кончили девятый. И сразу же в спортлагерь — ничего другого и слышать не хотят!

— То есть как — оба девятый?

— Они близнецы.

— Как интересно!

К счастью, это и действительно его как бы обогащает чем-то и удивляет. Хотя есть вещи и более удивительные, чем близнецы у твоей знакомой. Но ведь любопытно. И отчасти возникает выползшая из каменного века и мохнатых шкур, первобытная и дотянувшаяся до нас радость. Не будь этого, Ткачев не посмел бы быть веселым, а тут он смеется и говорит, чувствуя, что он все-таки не сфальшивил и фальшивить не станет.

— Как интересно!.. Близнецы? Мальчики?

— Да.

И женщина в долю секунды постигает, что он искренен, и тут же оба они (разрядка) смеются.

— Ну что, что здесь смешного? — говорит Геля и смеется.

— А ничего, — говорит он и смеется.

Вот тут и случается, что он притягивает Гелю к себе, — она, конечно, отворачивается, убирает и губы, и лицо, но это уже ничего не значит. Они стоят, прижавшись друг к другу, и обоим все ясно. Хотя лицо к нему Геля так и не поворачивает.

— Отпусти, — шепчет она.

— Да, — шепчет он. И конечно же, не отпускает. Но и не удерживает силой. И с полминуты они так стоят, и сейчас он уйдет.

 

* * *

Через двадцать пять минут (вся дорога) он уже дома.

— Прекрасные три комнаты. Раздельные. И лоджия во двор, — с ходу рассказывает Ткачев. И перебирается из ботинок в шлепанцы. Не теряет времени.

— Радостный ты очень, — говорит жена.

И сначала Ткачев не понимает, куда ветер, — грешен слегка, потому и не понимает.

— Почему же не радоваться, если квартира этого заслуживает. Великолепный пол. Прекрасные три комнаты…

— Перестань.

— Почему?

— Ты похож на… на купчика!

Теперь Ткачев понимает.

Он замолкает. Молчит. Потому что знает свою жену — она, конечно, бывает разной, но сейчас она чистенькая девочка в белом платьице, чтобы все люди видели, как она умеет слушаться маму и тетю Пашу. И с мальчишками она не водится, ведь они могут замарать ее новые туфельки.

Жена тихо произносит:

— Я думала, тебе тяжело будет. Осматривать жилье… обсуждать — и все такое.

— Жилье горем не пахнет.

— Разве?

Потом она спрашивает:

— Ну а Геля?.. Как она?

— Нормально.

Быстрый переход