Меня зовут Николас Уоллпенни, только не спрашивайте, как это пишется, — я не знаю, потому что никогда не получаю писем.
— Вы уличный артист? — спросил я.
— Можно и так сказать, — отвечал Николас, — во всяком случае, доселе мои представления уж точно ограничивались улицей. Но в такую холодную ночь я бы не отказался разнообразить свою деятельность, обратив ее внутрь. Если вы понимаете, о чем я, сквайр.
К лацкану его пиджака был пришпилен значок — оловянный скелетик, застывший в прыжке. Я подумал, что это слишком готично для оборванного трюкача из подворотни, но Лондон же мировая солянка, здесь чего только не встретишь.
«Уличный артист», — записал я в блокнот.
— Теперь, сэр, расскажите мне, что именно вы видели, — попросил я.
— Многое, сквайр, многое.
— Вы что же, давно здесь находитесь?
Насчет допроса свидетелей я также получил четкие инструкции: не задавать наводящих вопросов. Они всегда должны сами выдавать информацию.
— Да-да, я здесь и утром, и днем, и ночью, — ответил Николас. Лекций в Хендоне он явно не посещал.
— Ну, если вы действительно что-то видели, — сказал я, — вам стоит поехать со мной и дать показания.
— Это будет несколько затруднительно, — ответил Николас, — если учесть, что я мертв.
Я решил, что ослышался.
— Если вас волнует ваша безопасность…
— Меня уже ничего не волнует, сквайр, — сказал Николас, — с тех пор как я умер, то есть последние сто двадцать лет.
— Но мы же разговариваем! — вырвалось у меня. — Как это возможно, если вы мертвы?
— Должно быть, у вас дар, — ответил Николас. — Как у старушки Палладино. Это вы, верно, от отца переняли. Кто он у вас, моряк? Или из рабочих на верфи? Вот и губы у вас его, и этими славными кудряшками тоже наверняка он вас наградил.
— Докажите, что вы мертвы, — попросил я.
— Как скажете, сквайр, — проговорил Николас и шагнул в круг света от фонаря.
Он был прозрачный — как голографическое изображение. Трехмерный, абсолютно реальный — но прозрачный, черт его дери! Сквозь него я ясно видел белый полог, растянутый криминалистами над местом, где было обнаружено тело.
Ну ладно, подумал я. Если едет крыша, это еще не освобождает тебя от обязанностей полицейского.
— Расскажите мне, что вы видели, — попросил я.
— Я видел, как первый джентльмен — тот, которого убили, — шел со стороны Джеймс-стрит. Видный такой, бравый, с военной выправкой, элегантный весь — этакий щеголь. Во времена моей телесности я бы сказал: «Высшего класса».
Николас сплюнул — но на асфальт под ногами не упало ни капли. Он продолжал:
— Потом гляжу — идет второй, со стороны Генриетт-стрит. Не такой разряженный — в самых что ни на есть простецких синих штанах, какие рабочие носят. Вон там они встретились. — Николас указал на пятачок метрах в десяти от портика. — И я вот что думаю: эти двое друг друга знали. Они кивнули друг другу, но чтобы остановиться и поболтать — это нет. Ясно дело — не та погода нынче, чтобы лясы на улице точить.
— Так, значит, они просто прошли друг мимо друга? — переспросил я, отчасти чтобы внести ясность, но в основном чтобы успеть записать все это в блокнот. — И вы думаете, они знакомы?
— Да, но не больше, — ответил Николас. — Не закадычные друзья, это точно, — особенно если учесть дальнейшие события. |