— Какие это годы? — встрял бледный от тихой ярости Грязнов.

— Девяносто первый — девяносто четвертый.

— Насколько мы знаем, в это время Трахтенберг уже занимался рекламным бизнесом, да еще был и ректором в университете.

— Совершенно верно, — подтвердил Самойлович.

— Как же он совмещал?..

— Совмещал. До поры до времени… Он вообще активный был мужчина… Во всех смыслах. — Игорь Николаевич так посмотрел на Грязнова, что тот аж покраснел и зыркнул в сторону Александра Борисовича. «А я-то при чем? Это Турецкий у нас активный во всех смыслах», — выражал его взгляд.

Александр рассмеялся.

— Знаете что? Предлагаю сделать перерыв на кофе.

— И перекур! — взревел Грязнов.

— И перекур. У окошка.

Турецкий дал соответствующие указания через селектор.

— Одну минуту, Александр Борисович! — откликнулась мелодичным голоском секретарь.

Пока Грязнов шумно и сердито курил, Наташа вкатила сервировочный столик, на котором уютно располагались кофейник, белоснежные чашечки и тарелочки. Очень аппетитно выглядели бутерброды с красной икрой и семгой, а также с нежнейшим карбонатом и твердокопченой колбасой, блестящей капельками жира.

— Ого! — присвистнул Грязнов, вдавливая окурок в пепельницу.

Наташа разлила кофе и так мило улыбнулась именно Грязнову, что тот совершенно растаял.

Глава 13

«ГОЛДОДРАНЦЫ»

После перерыва настроение Грязнова улучшилось настолько, что он почти ласково спросил Самойловича:

— Как я понял, золотым бизнесом Трахтенберг занимался до поры до времени…

— Совершенно верно. Вот мы и подбираемся к событиям не столь отдаленным. Итак, как я уже рассказал, Трахтенберг вел бизнес с размахом. Но, как я опять же говорил, изначально «золотом» занимались чеченцы. И наступил момент, а это конец девяносто четвертого года, когда Трахтенберг начал составлять им серьезную конкуренцию. Они, как мы помним, вывозили за рубеж и золото, и скрап, то есть золотой лом. Скажем, скрап выгоднее продать в той же Турции или Индии. Цена лома пятьсот восемьдесят пятой пробы — пять-шесть долларов за грамм. Плюс полтора доллара за работу турецким ювелирам. Вернувшись в Россию в виде золотого изделия, тот же грамм стоит уже пятнадцать — двадцать долларов. Но изделие нужно продать. А самый большой рынок сбыта золотого товара — Москва. Но там уже вовсю орудует Трахтенберг. Так пересеклись их интересы. Чечены пожаловались своему «русскому» другу, всенародно любимому олигарху Осинскому, которого, как вы знаете, я курирую далеко не первый год. Почему пожаловались, а не разобрались с Арнольдом сами? Потому что именно в это время Трахтенберг-рекламщик весьма успешно рекламировал компанию «Аэрофлот — Российские авиалинии».

— Наш пострел везде поспел! — недоверчиво хмыкнул Грязнов.

— Именно так, — невозмутимо подтвердил Самойлович. — Золотой бизнес был отлажен, приносил огромную прибыль, часть которой Арнольд вкладывал в рекламу. Реклама была его любимым детищем. Для души. И вот Осинский, который был весьма доволен Трахтенбергом-рекламщиком, вызывает его на разговор. Распечатка этого разговора здесь, — Самойлович указал на одну из папочек. — Суть же беседы состояла в том, что Осинский пообещал Трахтенбергу участие в предвыборной кампании президента в обмен на уход Арнольда из «золотого» бизнеса.