Полочка издали выглядела привлекательнее моей по многим причинам.

Во-первых, на ней толпилось не так много людей; во-вторых, чувствовали они себя там, как казалось на расстоянии, гораздо вольготнее – и не столько материально, сколько в смысле свободы передвижения; наконец, в-третьих, они могли работать, сообразуясь со своими личными планами.

Повторяю, так казалось издали.

И вот, когда появилась формальная возможность сигануть на эту заветную полочку (а необходимость появилась значительно раньше), я не задумываясь стал искать людей, способных ввести меня в организованное сообщество литераторов, то есть в Союз писателей.

Проще говоря, я стал искать рекомендателей, ибо по уставу Союза писателей СССР от вступающего требуется наличие трех рекомендаций членов Союза.

К кому обратиться?

Я испытывал неловкость провинциала перед дверями, за которыми происходит светский бал. Многих его участников я знал, перед иными испытывал восхищение, некоторые знали меня. Одновременно с неловкостью я ощущал провинциальное самомнение и желание быть введенным в залу через парадную дверь, чтобы музыка хоть на секунду смолкла и танцующие взглянули на меня с интересом.

Это могло произойти, как я думал, если моим рекомендателем будет человек уважаемый, снискавший себе славу и почет своими бальными успехами.

Привычка выражаться фигурально меня погубит.

Мой выбор пал на В. В. – это был, да и есть сейчас, очень известный литератор, в котором я угадывал некое родство – если не душ, то литературных устремлений – тогда еще необъяснимое. Главное – он хорошо писал. То есть, мне нравилось, как он писал – честно, мужественно и иронично. Его книги интересно было читать, потому что он до многих вещей доходил сам. Собственно, в этом и была первая черточка нашего родства, как я понял потом. Он попал на полочку литераторов с полочки моряков, причем ухитрился как бы остаться на последней, а вернее, объединить их в одну, поскольку замечательно совмещал две профессии.

Он был плавающим писателем, или пишущим моряком.

И то, и другое неточно.

Если бы мы не вышли из эпохи новых словообразований типа «колхоз», то В. В. можно было бы назвать «плавписом», или «пишмором» – кому как нравится – подчеркнув этим органическое единство двух его профессий. Мне лично больше нравится «пишмор».

Я не называю его фамилии, потому что о ней легко догадаться и еще по одной причине, которая выяснится позже.

Беда была в том, что В. В. меня не знал, книжек моих не читал и обладал по слухам довольно крутым характером, так что сунуться к нему за здорово живешь представлялось делом не только сомнительным, но и опасным. Можно было запросто схлопотать пару крепких выражений.

Пришлось искать обходных путей и пользоваться услугами третьих лиц, которые сообщили В. В. о моем существовании и желании быть его протеже, если, конечно, он сочтет это возможным.

Мне сказали: звони, он предупрежден.

Я позвонил.

Трубку поднял сам В. В. – я уже знал, что он живет один – и хмуро, как мне почудилось, выслушал мой сбивчивый рассказ о том, что я написал книжку и хотел бы подарить ему, поскольку уважаю и проч., и проч.

– Так в чем дело? – недовольно сказал В. В. – Присылайте.

– Но я хотел бы попросить вас… если возможно… – залепетал я.