Нет ничего лучше и сильнее материнства, пусть даже если это чувство к чужому ребенку. А открыто не сознавалась. Такая уж Инна есть, и не переделать ее. Да и к чему?

Лене захотелось погладить подругу по волосам, как маленькую. Она сделала движение в ее сторону и не донесла руки. Та заметила сочувствие к себе, и в голосе ее почувствовалась слабость. Она жалела себя. И, конечно же, ей этого было мало. Лена потерлась щекой о плечо подруги. И Инне показалось, что той тоже хочется поплакаться, чтобы ее пожалели.

15

Инне вспомнился восьмой класс.

– Учу уроки. Незаметно для меня книги, стол и вся комната пропадают. Я сама становлюсь бестелесной, превращаюсь во что-то призрачно-воздушное, эфирное, эфемерное, но такое прекрасное! Я – сплошное очарование, дуновение теплого ветра, мечта! И вдруг вновь передо мной будильник, а на нем уже пять часов вечера! Два часа пролетели как миг, как сон, как редкая радость. Я спохватываюсь, беру себя в руки и начинаю читать учебник. Стараюсь вникнуть, и опять незаметно для себя улетаю в мир грез и фантазий. За письменными уроками такого не случается.

Мне стыдно и радостно от ощущения странного незнакомого чувства счастья, не имеющего причины. Радость заполняет меня всю без остатка. Мне удивительно хорошо, почти как тогда, когда я заболела и чуть не умерла. Но, к счастью, не отправилась в бесконечное путешествие. То было дивное состояние легкости и вселенской благодати!

«Такая мечтательность бывает только у девчонок? А вдруг и у мальчишек? Фу, они такие… Но не все. Я улыбаюсь. Какая же я беспросветная глупышка. Но как это приятно! И ведь спроси меня, о чем я только что думала, о чем мечтала – не вспомню. Наваждение какое-то», – сержусь я на себя. И опять улыбаюсь.

«Это счастье? Предчувствие счастья? Это глупость? Радость не может быть глупостью. Это у меня от книжек? Не весна ведь. И все-таки глупо бездарно тратить время», – осаживаю я себя и снова незаметно уплываю в благодать.

«Мне просто хочется счастья», – думаю я очнувшись. И, выскочив из-за стола, мчусь на улицу к друзьям, чтобы отвлечься и хотя бы через час-другой снова взяться за уроки.

И что же такое было со мной тогда, в пятнадцать лет? Ведь не была влюблена и вообще не думала об этом. Подсознание само готовило меня к чему-то прекрасному, само подталкивало проснуться для любви или влюбленности?

…И вот в какой-то момент я, как во сне, сквозь туманную пелену сознания разглядела размытую фигуру своего будущего избранника… Тогда главные жизненные утраты еще не коснулись меня. Это у Лены они начались с момента рождения. Она с детства не любила красивых мужчин. Они сомнение в ней вызывали. Мол, красив – и этого ему кажется достаточно.

…Мне шестнадцать. Я чувствую, что способна на единственную, бесконечную любовь: нежную, верную и прекрасную! Но не верится, что повезет найти ее в ком-то другом. И от этого грустно. Я не вижу среди своих знакомых такого, о ком мечтаю. Если только такой, как Петр Андреевич, учитель математики. Они с женой понимают и обожают друг друга, но на людях никогда не выражают своих чувств.

Сначала я считала его пентюхом. И вдруг нечаянно подглядела… и порадовалась за них. Этакий увалень и такая нежность во взгляде, и такое трепетное прикосновение к женщине, с которой прожил пятнадцать лет и имеет троих детей! И выразилась она в одном еле заметном движении его руки. И его жена – на уроках строгая – в это момент выглядела юной, искренней и такой счастливой!

Как она в этом медведе разглядела прекрасную душу? Я ей завидую и говорю себе: «А ну, как если бы ей не повезло?» Но ведь повезло же. Возможно, она смолоду уже хитромудрая была.