Но он вернулся. Он говорил себе, что дело не в том, что в нем проснулся какой-то сентиментальный интерес к этому месту. Об этом он слишком много слышал от сияющих клоунов у себя на корабле. Он был человеком Управления Исследований, и все, что он хотел, так это вернуться к своей работе. Но так как он, не по своей вине, застрял здесь, он предпочел бродить по зеленеющей земле или исследовать этот старый дом, чтобы избежать необходимости слушать бесконечную болтовню и грызню остальных.

Они ругались все чаще и все больше, потому что устали от всего этого. Поначалу для них было сенсацией вещать на всю галактику о кончине Земли, но по мере того, как шло время, их энтузиазм остывал. Они не могли улететь, так как экспедиция была рассчитана на то, чтобы показать гибель Земли, а это произойдет только через несколько недель. Дарноу с его учеными, занятыми изучением реликтов, могли бы оставаться здесь бесконечно долго. Но другие уже пухли от тоски.

В старом доме Келлон находил много интересного, что не позволяло ему скучать. Он уже много прочитал о том, какой была та давняя жизнь. Часами он просиживал на старой террасе под солнцем, пытаясь представить себе, как было тогда, когда здесь жили мужчина и женщина, которых звали Росс и Дженни.

Эта старая жизнь сейчас казалась ему такой странной! Он прочитал, что в те дни многие люди передвигались на наземных машинах туда и обратно в города, где они работали. В этих машинах ездили и мужчины, и женщины или только мужчины? Может быть, женщина оставалась дома с детьми, если они были, и занималась садом, в котором все еще цвели некоторые цветы? Думала ли она когда-нибудь о том, что в далеком будущем, когда их уже не станет, дом останется пустым и безжизненным, и никто не придет в него, кроме чужака с далеких звезд? Он вспомнил одно место из старых земных пьес, которые исполняли «Арктурус Плейере»: «Пришли, как тени, такие же далекие».

Нет, думал Келлон, Росс и Дженни сейчас стали тенями, но не тогда. Это для них, для всех людей, живших тогда на этой древней Земле, он, человек из далекого будущего, был тенью. Иногда Келлону, сидящему на этой террасе и представляющему прошлое, живые образы людей, многолюдные города, движение и смех, казалось, что это они были реальностью, а он — наблюдающим призраком.

Приходило лето. Дни становились все жарче и жарче. Теперь белое солнце стало огромным и изливало на Землю столько света и тепла, сколько эта планета не видела несколько тысяч дет. И вся зеленая жизнь вокруг, казалось, ответила порывом невиданного роста, актом безумного пробуждения, который Келлон считал наиболее трогательным. Теперь даже ночи стали теплыми. Дули мягкие ветры, а на волнах огромного серого океана переливалась белая пена.

Внезапно, словно проснувшись от сна, Келлон осознал, что осталось всего несколько дней. Планета двигается все быстрее, и вскоре жара станет невыносимой.

Он говорил себе, что будет рад улететь. Они подождут в космосе, пока все не закончится, а затем он вернется к своей работе, к своей жизни и прекратит мечтать о тенях. Здесь больше нечего было делать.

Да, он будет рад.

Затем, когда осталось всего несколько дней, Келлон вернулся снова в старый дом и бродил по нему. Внезапно он услышал за спиной голос:

— Великолепный, — сказал Борродайл, — великолепный реликт.

Келлон был удивлен и в то же время почувствовал уныние. Глаза Борродайла горели, когда он осматривал дом. Затем он повернулся в сторону Келлона.

— Я гулял, когда увидел вас, и решил догнать. Так вот где вы пропадали все это время.

Келлон виновато ответил:

— Я был здесь всего несколько раз.

— Но почему, черт возьми, вы не сказали нам об этом? — воскликнул Борродайл. — Почему? У нас могла бы получиться великолепная заключительная передача из этого места.