Со вторым закаливанием покончено, и он надеялся, что благополучно. Острота и едкость конской мочи теперь войдут в металл, помогут лезвию всегда оставаться острым. Еще он надеялся, что стремительность, присущая лошади, подарит кинжалу способность быстро достигать цели. Для третьей закалки, самой таинственной, он вынесет раскаленный клинок на густую зеленую траву рядом с огородом и искупает в свежевыпавшей росе. Нет на свете вод чище, потому что никому никогда не увидеть, как они падают, даже если просидеть без сна всю ночь. Эта вода — прямо с небес. Некоторые считают, что роса — это слезы Божьи, которые Господь проливает на детей своих, пока те спят. Через капли холодной росы дух гор войдет в сердце кинжала, который тогда вечно будет служить лишь благим целям. Матиас сунул щипцы для закаливания в угли и раздувал мехи, пока утолщенные на концах щипцы не засветились оранжевым светом.

— Мэтти, почему волки нас боятся?

— Они боятся, что мы станем охотиться на них и убьем.

— А почему мы станем охотиться на них и убьем?

— Потому что они убивают наших овец. И еще потому, что в их шкурах тепло ходить зимой. Поэтому отец носит волчью шубу.

— Наш отец убил волка?

Кристофер в самом деле убил волка, но это был рассказ не для детских ушей. Матиас отер золу с клинка и положил его рядом с огнем. Он понимал, что от Бритты так просто не отмахнуться, но сейчас все внимание необходимо было сосредоточить на кинжале.

— Почему бы тебе не спеть для меня песенку? — сказал он. — Тогда твоя песня станет частью стали, так же как и ты сама, и этот клинок будет не только моим, но и твоим тоже.

— Какую песенку? Скорее, Мэтти, скажи какую?

Он посмотрел на нее, увидел, как зарделось от радости ее лицо, и задумался на секунду: может быть, он обрек ее на вечную связь с этим кинжалом, по крайней мере в ее воображении?

— «Ворона», — ответил он.

Эту песню пела им мать, и Бритта вызвала всеобщее изумление, когда в трехлетнем возрасте научилась играть ее на дудочке. В песне говорилось о принце, превращенном в ворона злобной мачехой, и о принцессе, которая, рискуя жизнью своего единственного ребенка, вернула ему человеческое обличье. Несмотря на череду мрачных событий, все заканчивалось благополучно — правда, Матиас больше не верил этой сказке, как верил когда-то. А вот Бритта до сих пор считала истиной каждое слово. Она запела высоким, дрожащим голоском, и вся сумрачная кузница наполнилась светом ее безгрешной души. Матиас был рад, что попросил ее спеть. Их отец, Кристофер, постоянно говорил ему, что человеку никогда не понять до конца загадки металла. И если клинок, выкованный в метель, отличается от клинка, сделанного при солнечном свете, — а кто станет сомневаться, что так оно и есть? — то разве чудесное пение Бритты может пройти бесследно?

Пока Бритта пела, он совершенно сосредоточился на последнем закаливании. Он взялся за рукоятки щипцов и схватил их раскаленными челюстями кинжал. Он добивался твердости, хотя твердость сама по себе еще не означает силы. Когда весь кинжал стал темно-синим, он застучал по нему молотком, придавая стали еще более темный оттенок. На самом кончике кинжала он оставил кусочек бледно-голубой стали — цвета неба в первое утро нового года. И все время, пока он работал, Бритта пела свою песню, Ворон завоевывал сердце принцессы, а в сердце Матиаса крепла уверенность, что отец действительно будет гордиться его кинжалом. Он сунул перегревшиеся щипцы в воду и взял другие, холодные, снова разложил слой угля, присыпал золой и поместил на него кинжал, подложив под кончик клинка сырой уголь. Когда лезвия сделаются такого же цвета, как волосы их матери, приобретут насыщенный медный оттенок, он вынет кинжал и понесет навстречу росе — и моменту истины. Он смотрел на сталь так, словно от этой полоски металла зависело его место во вселенной, поэтому и не услышал звука, с которым тело Бритты упало на пол.