Ее брат застонал, и Сюзанна отошла. Теперь ее внимание принадлежало кому-то другому, в другом месте, но не ему. Райс ощутил необъяснимую утрату. Одно ее присутствие магически исцеляло.

В постоянном монотонном шуме, наполнявшем комнату, он различил, как она предлагала кому-то воду едва слышным голосом, произносила слова утешения и ободрения. Голос женщины напоминал Райсу нежную мелодичную песню или журчание струйки воды в медленном потоке. Райс закрыл глаза и прислушался, сосредоточиваясь только на ней, концентрируясь, чтобы притупить жгучую боль.

Обрывки слов, фраз.

— Вес… подумай о ранчо… об Эрин.

И судорожный ответ. Сломлен. Повержен.

— Да, я… черт меня подери… Я уже не человек…

— А я? Ты мне нужен. Потеряв тебя, я теряю все. — В голосе женщины слышалась невыносимая тоска, и Райсу захотелось ударить человека, заставившего ее страдать. Странно… Он никогда никого не защитил, за исключением, быть может… но это была не помощь, а развлечение, как он уверял себя.

— У тебя есть Марк.

В путаных фразах мужчины Райс слышал горечь и покорность судьбе. Последовало долгое молчание.

— Я не знаю… Я ничего не слышала…

Райс открыл глаза и попытался увидеть женщину. Плечи ее были слегка опущены, поза подчеркивала усталость и горе, но тем не менее Райс чувствовал в ней волю и силу сродни его собственной. И опять ему вспомнилось, как она возвращала его из небытия.

Неожиданный всплеск подсознания заставил Реддинга ужаснуться: он не любил быть в долгу, он не хотел быть обязанным кому бы то ни было. Черт возьми! Он ведь ни о чем ее не просил. Следовательно, ни черта и не должен. Райс сжал зубы, стараясь не прислушиваться к разговору, который происходил рядом с ним, но глаза, уши, мозг были прикованы к соседней койке. Он вынужден был признать, что не желает ничего пропустить мимо ушей, несмотря на то, что естественное чувство самосохранения предостерегало его от излишнего любопытства.

— Уходи, Сюзанна… Оставь меня.

— Не могу.

— Твои симпатии отданы моим врагам.

— Будь ты проклят, Вес.

Ругательство, исторгнутое устами прекрасной женщины, прозвучало как гром среди ясного неба.

Слуха Реддинга коснулся новый, незнакомый звук: скрежет ключа, которым открывали комнату, и скрип отворяемой двери. В глубине палаты отозвался неприятный звук каблуков, царапающих каменный пол. Райс повернулся, чтобы посмотреть, что происходит, и почувствовал такую боль, будто все черти ада одновременно вонзили в него вилы.

— Миссис Фэллон, вам пора уходить, — голос был грубым и принадлежал человеку в потертой форме цвета калифорнийского ореха.

— Спасибо, сержант, за то, что позволили мне побыть здесь подольше, — произнесла женщина, вставая. — Я приду завтра.

— Хорошо, мадам.

— И еще. Не могли бы вы попросить врача присмотреть за этим больным, — она указала на Райса. — Его еще сильно лихорадит.

— Вы знаете, у нас нет лекарств.

— Но вода у вас, по крайней мере, есть, — тон ее был одновременно вызывающим и доверительным.

— Хорошо, я передам вашу просьбу врачу, — пробормотал сержант.

Голос женщины мгновенно изменился: стал сладким, как патока.

— Спасибо, вы очень любезны, сержант.

Райс напрягся. Возможно, это было следствием того, что глаза сержанта источали неприкрытую негу, отдыхая на фигуре миссис Фэллон. «Забудь об этом, Реддинг, — скомандовал Райс сам себе.