Высказавшись, Рено резко повернулся на каблуках и отправился искать Жиля Пернона. Он нашел его на конюшне, тот смазывал мазью царапину на ноге у одной из лошадей. Кипя от негодования, Рено излил все свои обиды единственному человеку, которого мог считать здесь своим другом, но тот встретил его слова смехом:

– Успокойтесь, Рено! Если вам пришлось сопровождать Флору, когда она делала покупки, значит, она нуждалась в доверенном человеке. Господин Альберт, видно, прописал госпоже Филиппе уж не знаю какой рецепт и не знаю, для какой цели, но собирать для него снадобья нужно было без чужих глаз. В подобные тайны слуг не посвящают.

– Похоже, вы правы. Но в таком случае интересно, за каким таким рецептом мог прийти к магистру император Бодуэн?

– Думаю, судя по тому, что я слышал, императору Бодуэну нужен вовсе не рецепт. Ходят слухи, что у мэтра Альберта есть философский камень, который превращает любой металл в золото… А этот молодой человек самый нищий государь в мире…

– Нищий?! Император Византии?! Разве можно в это поверить?

– Дело ваше, но так оно и есть. Он, бедняга, ездит по всем королевским дворам в надежде заручиться поддержкой и пытается отстоять остатки своей империи, которой хотят завладеть греки. Он до такой степени нуждается в деньгах, что отдал под залог венецианскому ростовщику-еврею терновый венец и другие орудия страстей Господа нашего Иисуса Христа.

– Неужели? – не поверил Рено, ужасаясь святотатству, хотя уже слышал что-то подобное. – Он, наверное, сумасшедший?

– Сумасшедший? Ничуть. Нищий! Без всякого сомнения. Но вы можете быть совершенно спокойны, наш король взволновался точно так же, как и вы, и выкупил драгоценные реликвии уже пять лет тому назад. Он самолично отправился в Санс вместе со своей свитой, чтобы встретить их там. Ах, какое это было трогательное и впечатляющее зрелище, когда Его Величество со своим братом Альфонсом, оба босиком и в покаянной одежде, несли ларец со святынями по городу до великолепно украшенной французскими гербами, белыми лилиями и драгоценными тканями баржи. Эта баржа повезла святыню водным путем до дворца в Париже. За эти пять лет господин Пьер де Монтрей построил самую удивительную на свете часовню, для того чтобы хранить терновый венец нашего Господа.

Погрузившись в воспоминания, старый оруженосец так растрогался, что по щеке у него скатилась слезинка.

– Благодарение Господу, что святыни в целости и сохранности, – вздохнул Рено, который при этом подумал о подлинном Кресте Господнем, по-прежнему находившемся в укрытии возле Рогов Хаттина, неподалеку от последнего поля несчастливой битвы. – Однако жители Константинополя, должно быть, безмерно огорчены расставанием со святынями, и, кто знает, может настать день, когда они попросят короля Франции вернуть им выкупленный залог. Что же тогда станется с прекрасной часовней?

– Разве часовня не служит славе Господа всегда и при любых обстоятельствах? – сурово прервал размышления Рено Пернон. – Разумеется, император Константинопольский не отказался от своих прав на святые реликвии, но я думаю, что отказ последует в самое ближайшее время. Если только ученейший господин Альберт не поделился с ним своей тайной… Но я был бы крайне удивлен, если бы это произошло…

Внезапное появление мадемуазель д’Эркри прервало их беседу. Она пришла сообщить Рено, что он должен быть готов сопровождать госпожу во второй половине дня в королевский дворец.

– Королева прислала записку и просит госпожу Филиппу пожаловать к ней. На этот раз, я полагаю, вы довольны? Тут уж никто не скажет, что вы прислуживаете, как слуга! Госпожа приказала отнести к вам в комнату одежду, в которой вы сможете появиться перед столь знатной особой.