До чего далек теперь от него этот детский рай! Алчный негодяй уничтожил его, лишив жизни его добрых родителей. Жером Камар, королевский бальи, посягнул на жизнь его приемной матери, желая завладеть их имуществом, а для того, чтобы избавиться и от Рено, обвинил его в смерти родителей. Счастливый случай, а затем помощь брата Тибо и Адама Пелликорна спасли его от гибели и дали возможность вновь вернуться на праведную дорогу чести, к той жизни, о которой он мечтал, но теперь Рено понял, что спасение было лишь отсрочкой, что бальи сплел прочную паутину и его жертве не избежать уготованной ей участи.

Он окончательно утвердился в этой горестной мысли, когда однажды утром его наконец вывели из тюрьмы и потащили в цепях на другой конец крытой галереи в здание, где заседали и парижский суд, и прево, распоряжавшийся парижскими финансами.

Рено провели в узкую длинную комнату, скудно освещенную вытянутым готическим окном и тремя свечами в железном шандале, стоящем возле кресла. Кресло находилось на небольшом возвышении под балдахином, затканным королевскими лилиями, напоминавшими о том, что здесь вершится суд короля, однако человек, который сидел в этом кресле, вовсе не был королем Людовиком. Это был мэтр Этьен Буало, и если он имел право на королевскую роскошь, то только потому, что был призван вершить справедливый суд от имени короля. По правую его руку стоял за пюпитром, который был подвинут к окну, человек в черном одеянии и что-то писал. По левую расположился другой чиновник, тоже в черном, со свитком пергамента. Один был писцом, другой – обвинителем. Позади писца виднелась низенькая дверца, которую охраняли два сержанта, одетые в цвета города – красный с синим. В тени, сгустившейся за креслом, смутно виднелись очертания нескольких фигур, но это была не публика, так как заседание должно было проходить при закрытых дверях.

Стражники, сопровождавшие Рено, подвели его к прево, поставили перед ним и отступили на несколько шагов назад. Прево, полный человек с суровым и умным лицом, несколько секунд вглядывался в узника, потом уселся поглубже в кресло и махнул рукой обвинителю, давая знак, что тот может начать чтение.

– Перед нами, Этьеном Буало, прево Его Королевского Величества, творящим королевский суд в Гран-Шатле, предстал сегодня человек, именуемый Рено де Куртиль…

– Мое имя Рено де Куртене, – тут же возразил Рено, – де Куртиль – фамилия…

– Помолчите. Говорить будете, когда вам зададут вопросы, – прервал узника обвинитель, недовольный тем, что ему помешали. – Где я остановился? А-а, нашел: именуемый Рено де Куртиль, который незаконно называет себя де Куртене, что является оскорблением как истины, так и королевского суда.

Однако Рено, понимая, что терять ему все равно нечего, решил не давать обвинителю спуска и отстаивать свое доброе имя во что бы то ни стало.

– Я имею полное право носить это имя, поскольку это имя моего настоящего отца, который подтвердил свое отцовство актом, переданным в руки брата Адама Пелликорна, командора ордена рыцарей храма Иерусалимского, расположенного в монастыре в Жуаньи.

– Брат Адам Пелликорн в прошлом месяце скончался, – сообщил грубый голос.

Услышав его, Рено почувствовал, как у него по спине потекла ледяная струйка пота. Нет, он не ошибся – из потемок за креслом в желтый круг света, отбрасываемого свечами, вышел… Жером Камар.

Никаких сомнений у Рено не осталось – этот страшный человек стоял перед ним, в глазах его тлел свирепый огонек, и лягушачий рот кривила злобная усмешка.

– Нелегко попросить подтверждения у мертвеца, – произнес он с презрительным вздохом.