– Поговорим позже! Сейчас у нас ужин, мы и так уже на него опоздали, а во время ужина у нас разговаривать не принято.

Пришлось Рено удовольствоваться обещанием Адама поговорить после ужина. За ужином Рено, поглощая с большим аппетитом вкусное рагу из барашка с репой и капустой, пытался привести свои мысли в порядок и не услышал ни единого слова из молитв, которые читал один из братьев, стоя за небольшой кафедрой. Про себя он отметил, что запрет на разговоры во время трапезы не касался командора, потому что тот все время о чем-то беседовал шепотом с капелланом. Очевидно, речь шла о нем, о Рено, – время от времени то один, то другой поглядывал в его сторону. После ужина все чинно проследовали в часовню, но и присоединив свой голос к псалмам, а потом и к «Ныне отпущаеши…», Рено не мог вложить в них душу, занятый необыкновенной новостью, которую только что узнал. Повторяя привычные молитвы – все де Куртили были необыкновенно набожны, – он лишь механически шевелил губами. Только песнь Симеона Богоприимца, исполняемая мощными басами тамплиеров, вернула его в часовню, но когда он попытался запеть вместе с ними, его высокий слабый голос показался ему настолько неуместным, что он тут же замолчал. Рено знал, что и уснуть не сможет, пока не узнает, каким чудом оказался сыном своего дедушки… И почему тамплиер, который не имеет права лгать, произнес столь невероятную вещь?

Брат Адам наблюдал за ним, прекрасно себе представляя, что происходит сейчас в голове этого восемнадцатилетнего юнца. И оставив своих рыцарей, которые, как обычно, завершили день осмотром конюшен, сам повел Рено в маленькую келью, расположенную рядом с кладовкой, где хранились лечебные травы.

– Здесь вы будете спать, – произнес он, указывая на узкую кровать. – Но сначала немного поговорим. Вы были рассеянны во время службы, и я догадываюсь, по какой причине.

– Документ, на который вы сослались, сказав, будто бы он у вас в архиве…

– Будто бы? Осторожнее в выражениях, сын мой! Да, у нас в архиве действительно лежит акт, подписанный сиром Тибо и скрепленный у нас на глазах его печатью. Тамплиеры не лгут.

– Он все-таки это сделал?! Он это написал? И хотя я не его сын, он…

– Да, он это сделал, прекрасно понимая, на что он идет. И капеллан отпустил ему этот грех. Все это было содеяно ради вашего блага. Вообразите, на какое жизненное поприще вы могли бы рассчитывать, родившись от незаконной любви принцессы Антиохийской и сарацина. Тибо сделал все необходимое, чтобы накрепко привязать слабый росток к мощному древу принцев де Куртене. Он хотел, чтобы вы носили его родовое имя, и я одобрил его желание. Теперь вам все понятно?

Радость Рено была так велика, что он не нашел слов для ответа. Повалившись на тощий тюфяк, он пробормотал:

– Принц де Куртене! Это же…

– Потише, сын мой, потише. Пока у вас на него прав не больше, чем у Тибо, простого рыцаря. Вы станете принцем, когда пройдете рыцарское посвящение. Возможно, ваш меч принесет вам и другие титулы, но это тайна вашего будущего…

Рено встал и смиренно поклонился командору, отважившись спросить, каким он видит его будущее.

– Я подумаю об этом, – ответил брат Адам и пожелал Рено спокойного сна.

Остаток ночи и начало нового дня укрепили в Рено нерасположение к образу жизни монахов-рыцарей, потому что они жили, как настоящие монахи. И хотя его приемные родители передали ему свою набожность и приучили честно исполнять религиозный долг, мирская религиозность была лишь бледным подобием тех суровых правил, которых придерживались в своем монастыре тамплиеры.