В ее глазах уже тогда чувствовалось это дьявольское очарование…

Отогнав непрошеный образ, Майлз сорвал с себя одежду и бросился на крахмальные простыни. Холод одинокой постели пронзил его до самого сердца. Казалось, тепло уже никогда не вернется в это открытое всем ветрам гнездо. Отчаянно пытаясь вытеснить из памяти все, связанное с последней ночью, с бурной радостью, которую он познал в этой постели неполных двадцать четыре часа назад, Майлз постепенно сосредоточился на последующих событиях и в конце концов кое-как забылся неровным, мерцающим, как пламя свечи, сном.

Рассвет еще чуть брезжил, когда Майлз внезапно проснулся. Он лежал, напряженно вслушиваясь в темноту, но слышал лишь оглушительные толчки собственного сердца.

Кто-то явно был в комнате, но плотные шторы не пропускали снаружи даже слабый свет луны, мешая разглядеть ночного гостя. Медленно, стараясь дышать ровнее, он повернул голову и всмотрелся.

Это была Патриция. Майлз решительным движением потянулся к выключателю бра.

Она даже не вздрогнула, не издала ни звука. Ничего не понимая, он смотрел на плавно движущийся силуэт, пока не сообразил, что она не видит его. Как и положено всем лунатикам во время их ночных странствий.

На ней была только шелковая кремовая ночная сорочка. Она нежно обрисовывала округлость девичьей груди, узкую талию и стройные бедра. У Майлза пересохло во рту.

Что же делать? Разбудить ее прямо сейчас или осторожно отвести обратно в спальню? Но, пока перебирал в памяти все, что когда-либо читал о лунатизме, Патриция издала звук, напоминающий приглушенное рыдание, и вытянула вперед руку, словно нащупывая в темноте постель.

С губ Майлза уже был готов сорваться негодующий крик, но она вдруг выпрямилась и с тяжелым вздохом побрела к выходу.

Он долго смотрел ей вслед. Принять все за чистую монету? Или это очередной трюк? Он вновь лег в постель и долго раздумывали нельзя ли обратить это неожиданное открытие в свою пользу.

На следующее утро он вновь рано отправился в офис и провел все утро у телефона, реализуя несколько идей, которые не имели ничего общего с работой.

Его ждали в Нью-Йорке на деловом совещании, но Майлз направил туда одного из сотрудников, предварительно проинструктировав его. В эти минуты ему хотелось только одного — быть дома вместе с Патрицией. Горькая усмешка скривила его губы при этой мысли. Еще позавчера это желание было вызвано самыми прекрасными чувствами, какие только дано испытывать человеку. А теперь…

К концу дня раздался звонок от человека, через которого директор «Кейн и Шандо» обычно приобретал произведения искусства. Тот сообщал, что поручение выполнено.

— Его непросто оказалось убедить, — признался маклер. — Но в конце концов он сдался.

Майлз тихо присвистнул, узнав, в какую сумму обошелся успех.

— Я хорошо помню вашу инструкцию не стоять за ценой, — вежливо напомнил маклер.

— Да, разумеется. Спасибо. Я очень доволен, что вы справились. Деньги будут переведены вам немедленно, и мне хотелось бы, чтобы вы послали за картиной сегодня вечером.

— Сегодня вечером? — изумленно раздалось в трубке. — Но к чему такая…

— Так нужно, — уклончиво ответил Майлз и удовлетворенно прищурился.

В этот вечер он явился домой с изысканной орхидеей и, оставив коробочку с цветком на столе в холле, где ее невозможно было не заметить, отправился переодеться в вечерний костюм. Покончив с туалетом и сбежав по лестнице в холл, он наткнулся на Патрицию, поджидавшую его с воинственным видом.

— Как, ты все еще здесь? — грубо спросил Майлз.

— Если ты пытаешься пробудить во мне ревность, то это заведомо безнадежное предприятие.