Я достал купленный полгода назад на «Казакова»  лазерный диск с милицейской базой данных. Хоть он и считается чем-то не совсем легальным, но никакой особой информации на нем нет – только фамилии, адреса и телефоны, да еще номер паспорта. В общем, ничего секретного. Правда, очень часто большего знать о человеке и не требуется: две сестрички жили на Комендантском аэродроме; Копелевич на Чкаловском проспекте; Костенко в Купчино, а верхолаз Рыжков – на улице Ленсовета. А вот Николаев Викторовичей Ретневых выпало сразу два. Один жил на улице Трефолева, другой – на Передовиков. У меня сразу появилось ощущение, что оба – не те. Не знаю, откуда. Просто, так показалось.

Что ж, теоретическую часть расследования можно считать законченной. Теперь пора садиться на мотоцикл и ехать по адресам.

Лесовета, восемьдесят. Теплые сумерки наполняет густой запах лип, хотя самих деревьев я не увидел. Во дворе стоит типовой детский садик, между ним и домами раскинулся широкий пустырь с несколькими тропинками, выложенными бетонными плитами и десятком гаражей. На скамейке перед третьим подъездом чинно восседают две бабульки, одна из которых зажимает между колен деревянную клюку.

«Это к удаче», – подумал я, и на губах невольно появилась улыбка.

– Добрый вечер, – как можно доброжелательнее поздоровался я. – Вы не знаете, Игорь Рыжков здесь живет?

– Ну ты смотри, – удивилась та, что с клюкой, – сколько уж нет человека, а к нему все идут.

– Много приходят? – тут же заинтересовался я.

– А как же, – подхватила вторая. – Золотые руки у парня были. Чего только не делал! Бывает, видишь, затаскивают к нему в гараж какую-то рухлядь, смотреть не на что. Вон его гараж, коричневый который. А пройдет неделя-другая, глядь, а выезжает такая красавица, глаз не оторвешь. Сверкает вся, фары светятся.

– Через них и пропал, – вздохнула старушка с клюкой.

– Что, в аварию попал? – чуть не шепотом уточнил я, боясь спугнуть везение.

– Нет, – замахала руками бабуля. – Он и не ездил совсем. «Победа» у него была. Красивая, как новая. Поехал он как-то в выходной на перешеек, Карельский, познакомился там с иностранцем каким-то. «Жалко, – рассказывал, – отдавать, но уж очень он меня упрашивал. Коллекционер какой-то» Этот иностранец приезжал сюда, раза три. Игорек ему еще машину сделал. «Волгу» старую, с темным верхом таким, – бабка попыталась изобразить что-то руками. – А потом и сам за границу ехать собрался. Гараж продал, вещи. А тут вдруг слышим – разбился. С вышки упал. И чего его туда понесло?

– Жалко… – кивнул я.

– Очень жалко, – вздохнула бабка с клюкой. – Золотые руки у парня были. Смотреть приятно было, как он трудился. Все сверкало у него, все его слушалось.

– А вы сами здесь живете? Из окна его видели?

– Да, – несколько забеспокоилась старушка. – Вон мои окна, на третьем этаже.

– А как вас зовут? – я уже откровенно вынул блокнот.

– А что случилось, зачем?

– Все хорошо. Просто, мне интересен этот парень. Можно, я потом задам вам о нем еще несколько вопросов?

– А чего он вам? – продолжали сомневаться старушки.

– Ну, ему-то все равно, – напомнил я, – а вот память остается.

– Да, да, – поцокали они языком, и та, что с клюкой, призналась: – Марья Никитична я. Ты заходи, я Игоречка с детства знала.

– Спасибо, зайду.