Розинер кивнул. Кажется, он понял…

А Купцов вышел в пустой коридор с рядом дверей слева и рядом окон справа, спустился по мраморной лестнице с ковровой дорожкой, прижатой медными прутьями, и прошел в холл.

Знакомый охранник с горящей птицей на черной униформе разговаривал по телефону. Купцов постучал по стеклу его кабины. Тот обернулся, доброжелательно кивнул и нажал кнопку. На стойке турникета вспыхнул зеленый свет.

Леонид выкатился в солнечную невозможность. В шум и запахи улицы Казанской.

Улица тотчас представилась ему живой. Это только из утробы «Феникса» она казалась дном ущелья, где всегда сумерки…

Купцов некоторое время постоял, вдыхая бензиновый чад и глядя на проходящих мимо людей. Потом он задрал голову, посмотрел наверх и нашел на чердаке третье окошко слева. Ещё выше было небо с синевой, голубями и белыми кудряшками облаков…

Тяжко вздохнув, Леонид направился к зачаленному «Фердинанду» и загрузился в раскаленное нутро салона. Порывшись в бардачке, обнаружил «энзэшную» пачку сигарет и обратно «развязался».

Купцов закурил и стал смотреть на черную зеркальную дверь.

Золотая птица феникс горела так, что резало глаза…

Через три сигареты Леонид понял, что ждет, похоже, напрасно…

Купцов запустил движок и уже собрался было вырулить со стоянки.

Он сидел, развернувшись назад в три четверти оборота, выжидая «окно» в потоке транспорта, а потому внезапного появления напарника не увидел.

Тем временем «невидимый» Петрухин подошел к «Фердинанду» вплотную и постучал костяшками пальцев по стеклу.

Купцов резко обернулся и облегченно выдохнул:

— Тьфу, дурак! Напугал!

— Пугливый ты, смотрю, стал, — усмехнулся Дмитрий, шлепаясь на пассажирское кресло. — Ты чего в бутылку-то лезешь?

— Я не лезу в бутылку.

— Да? А мне показалось…

— Тебе неправильно показалось, Дима.

— Послушай, Лёнь! Объясни мне по-русски: чего ты хочешь?

Купцов заглушил движок и посмотрел на напарника сбоку:

— Я хочу себя уважать.

— А я, по-твоему…

— Стоп! — перебил Леонид. — Про тебя я ничего не говорил. Ты спросил: чего я хочу? Я ответил: хочу себя уважать. Не хочу быть «шестеркой» бессловесной.

— Даже за большие бабки? — с иронией спросил Петрухин.

Купцов, словно не замечая иронии, ответил:

— Даже и за большие бабки, Митя.

— Понял. А я, Лёнчик, по-твоему, что — не хочу себя ува…

— Стоп!

— Бляха-муха! Не перебивай меня! — заорал Петрухин так, что от крика черно-фиолетовая сторона лица его исказилась. — Да что ж за беда такая?! Почему в течение последних суток все так и норовят меня пнуть: кто по морде, кто по нервам?!

— А ты не нервничай, — посоветовал Купцов. — Сам знаешь: нервные клетки не восстанавливаются.

— Говна не жалко! — прорычал Дмитрий, а затем вжикнул «молнией» сумки и шлепнул на «торпеду» видеокассету.

— На! Получи!

— Что это?

— Все-таки ты, Лёнчик, определенно, тупорылый следак.

— Неужто интервью Бодули?!

— Копия, следачок, копия… — пояснил Петрухин с ухмылкой. — Ну заводи, что ли… поехали.

— Куда?

— Можно к убойщикам, к Умнову. А можно прямо в прокуратуру.