Дежурно и исключительно проформы ради оперативники сперва пошарились в холодильнике, заглянули во внутренности диванчика и кухонного шкафа-пенала. Когда же оперативник № 1, забравшись на стол, как это давеча делал Петрухин, потянулся к шкафчику, Глинская ощутимо напряглась, а глаза ее — и без того огромные — расширились от ужаса.

— Ольга Валерьевна, поясните нам, пожалуйста, что хранится в этом пузырьке?

— Я… я не знаю… Это… это не мое!

— Как же так? Кухня ваша, а пузырек чужой?

— Я… Это… Это, наверное, нашей домработницы… — сбивчиво заговорила Глинская. — Понимаете, у нас есть домработница… И она… она… здесь часто бывает… Понимаете?

— Понимаю. Господа понятые, вам хорошо видно? — Решальщики дружно закивали. — Так, Леша, оформляй изъятие. А по завершении осмотра сразу дуй в лабораторию.

— Само собой.

Немного оправившись от первоначального шока, Ольга решила попробовать сменить тактику:

— Послушайте! Я же вам русским языком сказала, что эта вещь — не моя! Возможно, она вообще осталась здесь от прежней… хм… жены Федора Николаевича.

— Очень может быть, — примирительно сказал оперативник № 2.— Да вы успокойтесь, не нервничайте так! Мы во всем разберемся.

— Ничего себе «успокойтесь»! Вы ведете себя так… словно я… словно бы… И вообще — я требую, чтобы сюда немедленно доставили моего адвоката!

— Даже так?!

— Именно так!

— Ну что ж, отчего не уважить. Тем более такую красивую женщину. Лёша, обеспечь даму телефончиком!

— Секундочку, — понимающе отозвался оперативник № 2.

Он вышел из кухни, а через несколько секунд возвратился с трубкой радиотелефона. Которую нес крайне осторожно, держа за антенну самыми кончиками пальцев.

— Вот, пожалуйста. — Он протянул Глинской трубку. — Звоните своему адвокату.

— …НЕ-Е-Е-Е-Е-ЕТ!..

Ольга отшатнулась от опера, словно черт от ладана, закрыла лицо ладонями и в мгновенно накатившем приливе отчаянной жалости к самой себе зарыдала.

Петрухин брезгливо поморщился.

А вот Купцову в эту секунду отчего-то сделалось невыносимо жаль этих красивых, с тонкими кистями, девичьих рук, на которые должны будут нацепить тяжелые, уродливые и отнюдь не золотые браслеты…

Тем же вечером в офис «Магистрали», как бы на огонек, заехал собственною персоною полковник Пономаренко.

Был он в форме и в отличном настроении.

С удовольствием согласился на «по чуть-чуть» и, развалившись в гостевом кресле, с таким эмоциональным задором делился последними новостями, словно бы он лично провернул всю эту многоходовку со сживанием со свету господина Глинского.

— Вы оказались правы: Глинская действительно беременна. Естественно, не от мужа.

— А от кого? — поинтересовался Брюнет.

— От своего хахеля — некоего Кирилла Марычева.

— Что за фрукт?

— Одноклассник. Типа, первая любовь. После школы они лет семь не виделись, и тут вдруг…

— Былые чуйства вспыхнули с прежней силой? — понимающе кивнул Петрухин. — Оно и понятно: любовь зла — полюбишь и козла. Особливо когда свой законный козел — стар и немощен.

— Марычев — он по образованию химик. После института год отслужил в войсках химзащиты, где и настропалился на кустарном производстве всякой ядовитой дряни.