Когда из душа хлынула вода, маленькая квартирка наполнилась паром.

— Ты не займешься моими глазами, пока он моется? — спросила Эллен, садясь на кровать.

— Конечно, — улыбнулась Кайя.

Эллен легла на спину. Кайя склонилась над ней и принялась аккуратно наносить серебристую краску на веки. Закончив с ними, она провела тонкую черную линию у самых корней ресниц. Лицо матери оказалось так близко, что стали заметны тонкие гусиные лапки в уголках глаз, расширенные поры носа, красные прожилки на веках. Когда Кайя принялась расчесывать матери волосы, она увидела, что под краской скрывается седина. Ее рука дрогнула.

«Смертная. Вот что значит быть смертной».

— Я закончила, — сказала Кайя.

Эллен села и поцеловала дочь в щеку. Изо рта у нее пахло табаком, гниющими зубами и, едва заметно, жевательной резинкой.

— Спасибо, крошка. Ты меня просто спасла.

«Я все ей расскажу, — подумала Кайя. — Расскажу сегодня же вечером».

Дверь ванной открылась, и в облаке пара появился Корни. Он выглядел странно и непривычно в новой футболке, с короткой прической. Нет, парень не переменился до неузнаваемости, но с черными волосами его глаза казались ярче, а облегающая футболка превратила худобу в изящество.

— Хорошо выглядишь — сказала Кайя.

Корни горделиво завернулся в полотенце и поскреб шею, словно пытался оттереть остатки краски.

— Что скажешь? — спросила Эллен.

Корни глянул в зеркало, висевшее в ванной. Он словно пытался запомнить, как теперь выглядит.

— У меня такое чувство, будто я завернулся в свою собственную кожу.

Глава четвёртая

Хлебным теплом не согреться

в рассветном дурмане,

Плавный твой шаг не расслышать

в полдневном зное.

Пабло Неруда. Любовный сонет XI.[4]

Поездка на метро была ужасна. Металл кольцом окружал Кайю со всех сторон, давил и душил. Она стояла, вцепившись в алюминиевый поручень, и старалась не дышать.

— Что-то ты бледновата, — заметил Корни, когда они поднялись на улицу по бетонным ступеням.

Кайя чувствовала, как ее ореол ослабевал с каждым мгновением. Еще секунда — и он просто испарится.

— Почему бы вам не прогуляться, детки? — предложила Эллен. — Мы еще будем готовиться к выступлению, а это довольно скучно.

Ее накрашенные губы блестели, а волосы были так обильно политы лаком, что даже не шевелились от ветра.

— Если я увижу, как круто зимой в Нью-Йорке, то сразу к тебе перееду, — кивнула Кайя. — И перестану ждать непонятно чего в Нью-Джерси.

— Ага, — улыбнулась Эллен.

Кайя и Корни пошли к окраине Вест-Виллидж. Вокруг светились витрины магазинов с мохнатыми шапками и шортами из шотландки. В витрине секс-шопа виниловая маска с кошачьими ушами лежала на новогоднем красно-белом бархате. Рядом на углу парень в армейской куртке наигрывал на флейте рождественские гимны.

— Смотри, кафе! — произнес Корни. — Зайдем погреемся.

Они поднялись по ступенькам и вошли в дверь, покрытую золотистыми узорами.

«Кафе дез Артист» представляло собой анфиладу залов, переходивших один в другой. Корни обошел кассу, толкнул дверь, и они оказались в небольшом зале с камином.

Оплывшие белые свечи на каминной полке придавали ему сходство с огромным песочным замком, подмытым волнами. С потолка свисали черные оловянные канделябры.