– А сами знакомые контролируются? Почему бы их не привезти на… эту вашу «шаталовку» и не обработать там? Тогда бы они вам все рассказали. Да еще и добровольными помощниками стали бы.

– Бин, всего двое суток, как стало известно о Прорыве.

– Да-да, все так, времени у вас было мало… Но все равно не нужно упускать и эту возможность. – Золотой помолчал, пристально вглядываясь в лица своих подчиненных, более того, своих рабов, ведь они были полностью в его власти, и только от него, Бина зависело, кому жить, а кому нет, кому стать Чистильщиком, а кому до конца оставаться Глиняным. – Ну так будут предложения, как нам найти Реставратора, или я их от вас так и не услышу?

В зале наступила гробовая тишина. Каждый мечтал отличиться, но печальный опыт неудачной экспедиции Чистильщиков обескураживал, и никому не хотелось проявлять инициативу. Уж лучше быть простым исполнителем, тогда в случае чего спросу меньше. Не он же предложил плохой план. А то, что все может завершиться новым поражением, было вполне вероятно – оторванная голова стояла у всех перед глазами.

– А может, все не так страшно? – запальчиво проговорил Мартын. – Может, просто так обстоятельства сложились, что наши погибли, а на самом деле Прорыв пустяковый? Ведь мы уже почти закончили работу, скоро нам никакие жаннавары не помешают!

– Ерунду говоришь, – резко бросил Бин, глядя на Ставропольского. – Кольцо еще не готово, энергии и на один залп не наберется… Нет, нам воевать еще рано. Да и не с кем. Если бы поблизости появился флот противника, нас бы предупредили. А отдельные корабли… Нет, это совсем не то, чему сейчас нужно уделять внимание Давайте по теме. У кого есть что сказать?

– Если позволишь, я попробую. – Руслан, и как Чистильщик, и как руководитель принимающей стороны, решил принять ответственность на себя. – Есть у меня одна идея, не знаю, как она тебе покажется…

– Ну, давай-давай, излагай, – ободряющим тоном сказал Золотой. – Хоть у одного из вас смелости хватило мозгами пошевелить.

* * *

Олег, закончив свой рассказ, ожидал, что сейчас начнутся подковырки и ехидные замечания, но, к его удивлению, все молчали, и никто не спешил выразить свое мнение об услышанном. Чтобы его высказывать, нужно его по крайней мере иметь. А то, о чем рассказал Реставратор, было настолько ошеломительно, что ни Соколов, ни Баграмов, и уж тем более спутники Чернова просто еще не успели осмыслить. Чужие цивилизации, битва за господство во всей Вселенной, кытмиряне, жаннавары, киборги, големы, Глиняные, Бронзовые, Властелин, Бумажные, Костяные… Знакомые слова вдруг стали незнакомыми. С детства привычные определения неожиданно наполнились чужим, враждебным содержанием.

В души землян медленно вползал страх – нет, не тот страх, который человек испытывает при встрече со злой собакой или перед необычайно ответственным экзаменом. Это было сравнимо с тем суеверным ужасом, с которым пещерный человек прислушивался к раскатам грома, гулу землетрясения или реву вышедшего на охоту тираннозавра.

Молчание нарушила Илса:

– Олег, скажи, ты все это придумал? Скажи, ты над нами решил… пошутить? Правда? Ну, скажи, я права? Ведь этого… не может быть! Это же невозможно!

Чернов вздрогнул, поднял голову. И увидел глаза… Разные. Испуганные серо-голубые глаза Илсы, зеленые тревожно-внимательные ее мамы, Аллы Рихардовны, полные решимости, но с затаенной надеждой, что все не так плохо, как кажется, карие глаза Смоленского и Соколова, грустные черные Баграмова… А вот Светлана Семеновна глаза опустила, видимо, не хотела выдавать своих чувств.