Изменить размер шрифта - +
Католики умеют воспитывать дочерей. Те вырастают хозяйственными и ценят семью. Повезло мне, ох, как повезло! Девочка из многодетной семьи, значит, не избалована. Деревенская, следовательно, работящая. Да еще католичка. Эта не бросит семью ради подачек итальянских стариков…

— Суровый у тебя отец!

— Ага! — смеется она. — Но ты не бойся: это только с виду. Он добрый. Тебя примет как сына.

— Ну-ну… — подношу ее ладошку к губам, одновременно бросая взгляд на часы. — Идем! Не то опоздаем.

Давали «Афоню». Зал был полон. Не приди мы заранее, билетов не купили бы. Свет погас, фильм начался. Зал то и дело разражался хохотом, Лиля тоже смеялась. Мне было грустно. Разумом человека из другого времени я видел то, что не замечали здесь: сдвиг ценностей. Формально в СССР сегодня герой — человек труда. Производитель материальных благ и ее защитник. Рабочий, инженер, ученый, офицер… Но на деле — тот, кто распределяет товары и услуги. Начальник, торгаш или тот же сантехник. Данелия, как художник, показал правду, пусть в форме комедии. Не удивительно, что скоро массы захотят перемен. И они их получат. Только вот не обрадуются…

— Понравилось? — спросила Лиля, когда мы вышли из кинотеатра.

— Хороший фильм! — кивнул я. — Жизненный.

Здесь это высшая оценка. Лиля притихла. Мы шли, она задумчиво поглядывала на меня. «Примеряет к нам историю Кати и Афони, — догадался я. — У тех свидание тоже кончилось постелью».

— Откуда ты знаешь балет?

Я мысленно вздохнул. Ожидалось.

— После школы я приехал в Минск. Здесь жил мой сосед по улице — учился в театрально-художественном институте. Старше меня на четыре года, большой любитель балета. Одному на спектакли ему ходить было скучно, брал меня с собой…

Так и было. Только сосед учился в военном училище. А сейчас совру.

— У него завелись знакомства в труппе. Несколько раз мы попадали на посиделки за кулисами. Пили вино, болтали… Вернее, болтали актеры, а я слушал. Писателю нужно уметь слушать. И запоминать.

— Значит, с балериной у тебя ничего не было?

— Они мной не интересовались. Работяга…

— Дуры!

— Точно.

Я посмотрел в сторону. Мы шли мимо кафе.

— Зайдем? Есть хочется.

— Там дорого! — помотала головой Лиля. — Дома поедим. И так сколько денег потратили!

Хозяйственная. Мои деньги бережет…

На вокзале мы съели по беляшу. Толстая тетка доставала их из обитого жестью ящика. Сколько видел таких продавщиц — и ни одной худой. Наверное, работа влияет… Беляши оказались теплыми и жирными. Мы вытерли пальцы о бумагу, в которую их вложили, и пошли к остановке. Не доезжая до общежития, вышли к гастроному. В этот раз ассортимент был скуден. Ни «Докторской», ни «Тминной», одна «Любительская». Но последнюю я не люблю — она с салом. Чем же мое чудо пшеничное накормить? В молочном отделе продавали сметану на разлив. Расфасованной здесь нет. Приноси баночку, и тебе нальют… Присмотревшись, я увидел рядом с весами прозрачные полиэтиленовые пакеты. Продавец фасовала в них сыр.

— Можно налить сметаны в пакет? — я указал пальцем.

— Порвется, — ответила продавец и добавила. — Наверное.

— Возьмите два и вставьте один в другой.

Она пожала плечами и сделала.

— Двести граммов.

Взгляд продавщицы выразил удивление. Ну, да. Тара обойдется в десятую часть стоимости продукта. Здесь это расточительство.

Быстрый переход