Молчание Вильгельма относительно содержания декларации вовсе не означало его одобрения и согласия. Его отнюдь не привлекали изложенные в ней принципы. Декларация была чисто английским изобретением, большей частью основанным на практическом опыте, при этом Вильгельм прекрасно понимал, что она ограничивала его власть. По его словам, он не имел ни малейшего желания соглашаться с некоторыми условиями, однако «положение дел взяло верх над его намерениями». Впоследствии он сетовал, что «король без казны и власти – худшее из правительств». На следующий день после того, как в Банкетном зале Джордж Савиль, 1-й маркиз Галифакс, вручил Вильгельму корону, тот заметил, что «роль его сродни фигуре короля в шахматной партии». Однако ему во что бы то ни стало требовалось сыграть ее.

Объединение мелкопоместного дворянства, или джентри, и аристократии на деле позволило сформировать систему государственного устройства, которая исключала угрозу королевского абсолютизма и защищала имущество от самочинной конфискации. Их не увлекала идея введения парламентом различных мер по исправлению положения ради общественного блага или благородного стремления к порядку. Единственное, что их интересовало, – это личная выгода. В результате произошло событие, получившее название «Славная революция», – в теории результат Божественного провидения, а на практике – плод сотрудничества представителей политической элиты, аристократии и олигархии при поддержке поместного дворянства. Эта новая элита удерживала власть на протяжении ближайших двух столетий.

Против нового порядка резко выступили те, кто считал клятвы верности свергнутому королю непреложными и нерушимыми: уж если самый священный договор можно было нарушить, где же тогда истинный оплот порядка и авторитета? Противники декларации, отказавшиеся принести клятву верности Вильгельму и Марии, получили название «неприсягатели». Среди них были и самые высокопоставленные представители английского духовенства, например архиепископ Кентерберийский Уильям Сэнкрофт. Его взгляды разделили восемь епископов и 400 священников. 11 апреля 1689 года он не присутствовал на коронации Вильгельма и его супруги в Вестминстерском аббатстве; корону на голову Вильгельма возложил епископ Лондонский. Уже на следующий год Сэнкрофт был вынужден оставить свой пост.

Неприсягатели были показателем разобщенности государства; многие из них стали якобитами, то есть сторонниками изгнанного Якова, – если не на деле, то по духу. Нет сомнений, что во многих частях страны к Вильгельму относились более чем прохладно, в нем видели чужеземца, возведенного на трон грубой силой. Впрочем, делать было нечего. Он уже носил корону. Единственное, что оставалось в удел несогласным, – это безразличие или покорность.

Новый король превратил Конвенцию в парламент. Для этого он воспользовался простым и удобным приемом – не покидая трона, обратился к обеим палатам с речью. В своей коронационной клятве он обещал править в соответствии со «статутами, одобренными парламентом, а также законами и обычаями Англии». Это ознаменовало новую расстановку сил в общественном устройстве. И тем не менее нельзя сказать, что отношения между короной и парламентом были безоблачными. Так, словно в подтверждение своей усилившейся власти, члены парламента отказали Вильгельму в предоставлении пожизненного содержания и в финансировании намеченной королевской военной кампании против Франции. Они слишком хорошо запомнили печальный урок, преподнесенный им предыдущим монархом, который был слишком самостоятельным и справлялся со всеми вопросами, не прибегая к помощи парламента.