Будучи мужем Дженни, Рэй множество раз дотрагивался до ее носа. Он помнил, как однажды сказал ей: «У тебя на носу…» – а потом взял бумажный носовой платок и вытер сам. Другой мужчина наверняка никогда не делал такого.

После возвращения жены Рэй частенько наблюдал за Дженни, когда она рассеянно протирала кухонный стол или разговаривала по телефону с подругой, и словно воочию видел, как чужие мужские руки легко прикасаются к ее шее, волосам и спускаются на худые плечи. «На тебе мой волос», – шепотом говорит она, и ее голос, даже если в нем слышатся недовольные нотки, звучит подобием музыкальной фразы, подобием сокровенной мелодии, известной только им двоим. У нее длинные каштановые волосы, и иногда мужские пальцы запутываются в них и по неосторожности вырывают одну-другую тонкую прядь. Наверное, потом другой мужчина иногда находил несколько волос, обмотавшихся вокруг пальца или зацепившихся за пуговицу. С Рэем такое случалось великое множество раз; вероятно, и с ним тоже. Тогда логично предположить, что он не только дотрагивался до волос Дженни, но до сих пор, сам того не ведая, хранит где-то у себя несколько длинных темных волосков, память о чувстве, на первых порах похожем на любовь, о неком странном чувстве, бурно пережитом ими, но ныне угасшем – по крайней мере, Дженни говорит, что оно угасло, или, во всяком случае, осталось в прошлом. Именно так она говорит, что бы там ни имела в виду, думал Рэй.

Однако все остальное в ней совсем другое дело, поскольку почти все остальное спрятано, скрыто под одеждой; и чтобы дотронуться до нее там, требовалось приложить гораздо больше усилий, произвести, так к сказать, ряд более агрессивных, захватнических действий. Именно такую захватническую политику Рэй осуществлял по отношению к Дженни последние семнадцать лет и почти все это время пребывал в уверенности, что он единственный человек, имеющий к ней подобного рода доступ, и она является тайной, которой делится только с ним одним. Но теперь тайна стала известной третьему лицу и перестала быть тайной. Теперь он смотрел на Дженни – когда она принимала ванну, одевалась утром перед уходом на работу – и задавался вопросом, в каких потайных местах ее тела побывал другой мужчина и что он делал, когда добирался до них. Вопрос мучительный для Рэя, поскольку разве мог тот парень пропустить хоть что-нибудь? Глядя на маленькие, задорно вздернутые груди Дженни, на тонкие ребра, сходившиеся плавной аркой над животом, на сам живот, округлый и мягкий, с двух сторон ограниченный изящными костями узкого таза, он понимал, что любой мужчина почел бы за счастье пуститься в путешествие по этим заповедным местам. Другой мужчина там побывал. Кого Рэй пытался обмануть? Тот парень побывал повсюду. На самом деле Рэй почти наверняка знал, где он побывал, словно отпечатки чужих пальцев светились на черном силуэте Дженни, запечатленном в истерзанной мукой душе. Все его собственные измены казались теперь делом далекого прошлого. А она изменила совсем недавно. И все же многого Рэй не мог или не хотел представить, многое он предпочитал принимать без раздумий или просто не замечать – так отводишь взгляд от страшных фотографий в новостном журнале. Было тяжело представлять, как они держались за руки. Но они часто держались за руки, жена Рэя и другой мужчина, – возможно, в самых невинных обстоятельствах. Во время редких совместных обедов, в машине, при прощании после тайного свидания: вероятно, именно тогда и происходил самый долгий и самый тесный контакт. Ту самую руку, на палец которой Рэй однажды надел кольцо, золотое кольцо, другой мужчина (чье имя он знал, но отказывался произносить из страха, что оно обладает некой магической силой) держал в своей руке.

Когда такое происходит, думал Рэй, когда мужчина берет руку замужней женщины, разве не должна рука у него внезапно отвалиться, рассыпаться в прах или хотя бы покрыться язвами? Л другие части его тела? А что насчет заключительного акта? Этого Рэй даже представить не мог: как она полностью принимает в себя другого мужчину, наглухо закрывающего все входы и выходы, заявляющего с последним победоносным актом о своих правах на ее сердце, ум, тело и душу и оставляющего Рэю лишь полую оболочку женщины, у которой все то же имя, все те же полосы, все те же руки и глаза, все то же кольцо на пальце, но которая непостижимым образом изменилась, стала совсем другой.