А затем револьвер выпал из ослабевшей руки, повиснув на длинном ремешке.
– Нет, плохой я, – сказал, закашлявшись. – Ничего в руках не держится.
Конь медленно нес меня дальше в степь. Он не был ранен, повезло, но истомлен до последнего предела сил. А за нами трусила лейб-драгунская серая кобылка, непонятно откуда здесь взявшаяся.
– Стой, – натянул я поводья. – Стой, Кузнец. Некого нам здесь больше бояться.
Полуроту мы вырезали подчистую в нашей бешеной атаке. Никто не ушел, все так и лежали серыми тушами на земле. И наши все пали, до единого. Барата помню, как прикрыл он меня от выстрела собой, завалился назад, а затем я зарубил пехотинца. А как я единственный из боя вышел, того не ведаю. Конь меня вынес.
Спешиться нормально не получилось, свалился, схватившись за бедро и застонав. У меня не только пуля в боку, мне еще и штык в бедро воткнули.
– Ты, Кузнец, отдыхай, ты свое дело сделал, – сказал я коню. – Сейчас я себя немного в кучу соберу, да и поедем с тобой куда-нибудь. И ты с нами, кобыла трофейная, как бы назвать тебя… Голубкой, хочешь? Серая, быстрая. Тебе имя носить недолго, все равно тебя продавать, клеймо на тебе куда как приметное.
Рана в бедре была с виду чистой, штык насквозь не прошел, воткнувшись на ладонь, примерно. Залил ее крепким вином, замотал чистыми бинтами, больше ничего сделать не смогу. Бок же выглядел куда хуже. Пуля в патронташ сперва ударила и от него в ребро, и где она там застряла, не ведает никто. Потроха-то целые, иначе кровью бы истек, но дышать еле-еле могу, и шевелиться с трудом. Как в седло садиться, и не пойму уже. А дальше куда мне?
Закашлялся и заорал от боли в боку. Выругался, сплюнул на землю огромный сгусток пыли. Наглотался. Открыв флягу, напился жадно, плеснув туда чуток лейб-драгунского вина, для утоления жажды.
– Нет, сидеть нельзя здесь, слабею, – пробормотал. – Надо куда-то к людям идти, иначе издохну.
«А зачем тебе жить-то?» – спросил вдруг чей-то голос в голове.
– Зачем? – злобно переспросил я, адресуясь к неведомому голосу. – А затем, что пока князюшка Орбель Второй эту землю топчет, я тоже поживу. Мне полусотни пехоты мало для мести, их кровь даже землю на могиле не напитает, не то что жажду мою. Поэтому я выживу. А князь – нет.
«Ну-ну», – хихикнул бредовый голос.
– Отвали, – отмахнулся я.
Попытался замотать себя бинтом по бокам. Когда затягивать начал, аж заорал от боли, но потом вроде как чуть-чуть и полегчало. Поймал за повод Голубку, хрипя и ругаясь, вскарабкался в лейб-драгунское высокое седло. Она вроде взбрыкнуть решила, покрестила задом, заиграла, но я цука ей дал поводом, а в ухо прошептал ласково:
– Тихо, дуреха, тихо. Не потянет Кузнец меня, ты повези чуток.
И выловив из кармана жилета кусок сахару, протянул его на руке вперед. Изогнув шею, Голубка аккуратно взяла угощение с ладони мягкими губами, захрумтела. Кузнец на свист пришел, без затей дал себя за повод взять. Так вот и поедем.
Труднее оказалось оставаться в сознании. Видел вокруг все в полусне, постоянно норовя завалиться на конскую шею. Звон в ушах, круги перед глазами. Потом вдруг кровь носом пошла, да так, что испугался, сумею ли ее вообще остановить. После этого еще слабее стал, память временами отказывать начала. То вроде в одном месте едем, то в другом уже. Опаску совсем потерял, выбрался на проезжую дорогу степную, так по ней и шли шагом. Когда сзади копыта застучали и загремели тележные колеса, даже головы не повернул, все равно уже было. Да и сил отбиваться не осталось, кто бы там меня ни догнал.
– Эй, вольный человек, – послышался немолодой, но зычный голос сзади. – Далеко ли собрался?
Пришлось все же остановиться и лошадь развернуть, раз уж в спину мне никто не выстрелил. |