Он взял в свой большой внедорожник всю эту шоблу — ради нее одной. Провез их по Мышкину от пристани до музея Мыши, провез по берегу Волги. Они фотографировали, болтали, смеялись. А он… он чувствовал, что с ним творится что-то неладное, чудное, невероятное, большое… Ликование и страх, счастье и снова страх — вот сейчас они вернутся к теплоходу, гудок, ее прощальная улыбка и…

Она сказала, что ее зовут Ирина. Что она по профессии искусствовед и работает в Третьяковской галерее. Но там платят негусто, и поэтому она подрабатывает в мастерских по дизайну интерьеров. Что сейчас вот, в данный момент, она в отпуске и путешествует с подругами — три дня на теплоходе Москва — Мышкин — Москва. В общем, полный набор — интеллигентка, москвичка, насмешница, красавица. С такой сногсшибательной внешностью легко может в столице богатого иностранца заарканить, продюсера, чиновника высшего эшелона власти, бизнесмена, а не то что какого-то там «купи-продай» мышкинского разлива. Искусством ведает в Третьяковке, в живописи сечет. Только у этих, кто искусством ведает, сейчас денег ни шиша, может, хоть это ему, Ивану Канталупову, как-то поможет? А вдруг поможет?!

«Коротков» стоял два с половиной часа. А когда опять заиграла музыка, созывая туристов на теплоход, Иван Канталупов совершил поступок, который имел далеко идущие последствия. Подошел к менеджеру тур-компании, фрахтовавшей рейс, и спросил — а нельзя ли купить тур, точнее, половину тура, Мышкин — Москва, за полную стоимость в одноместной каюте или люксе? Оказалось, что за полную стоимость возможно все.

Машину Канталупов бросил прямо на пристани — позвонил сразу в магазин, уже своему менеджеру-товароведу, чтобы немедленно послал кого-то из охранников отогнать домой и поставить в гараж. Жене Ольге он позвонил тоже — уже из каюты — и соврал, что встретил на теплоходе армейского друга и у них столько накопилось, что и за три дня душу не излить друг другу, поэтому плывут они сейчас в Москву. Ольга среагировала бурно: «Да что же это такое делается-то, а? Вань, ты что? Ты ж никуда не собирался, ничего не говорил. Ты ж поехал насос новый смотреть. А когда ж теперь вернешься? Как доедешь обратно?»

Канталупов ответил, что вернется дня через три поездом или ракетой до Ярославля, что насос он купил — в багажнике он. В общем, того, дело житейское, закругляйся, жена, до свидания — друг Леха уже в баре теплохода теплый, ждет…

Он и правда для начала пошел в бар. Надо же было обрести нужную кондицию — несмотря на смелый поступок, его колотила нервная дрожь. И он не знал, как показаться на глаза Ирине, что ей сказать.

А вечером он увидел ее у борта — гремела на верхней палубе дискотека, и она была там, веселилась, танцевала и вот вышла на воздух выкурить сигаретку. Когда она узрела Канталупова — он ведь сел на «Короткова» в чем был, в кроссовках, в мятых «адидасах», без багажа, без зубной щетки, — она… Она удивилась. Улыбнулась. Засмеялась. Сказала, что он забавный. И совершенно ненормальный тип. Но танцевать с ним пошла. И он снова бухнул ей то, что думал: «Увидел тебя и… в общем, влюбился очень, сразу и, кажется, на всю оставшуюся жизнь. Делай со мной что хочешь. Нет у меня воли своей против тебя, Ира, Ирочка…»

А вот говорят, так не бывает. Когда тридцать три, пивной живот, жена, сын, налаженное дело в Мышкине, планы расширить торговлю и патологическая любовь к рыбцу, студню и шашлыку — так не бывает. Ну что на это ответить?

В танцах он прижимал ее к себе очень крепко и сходил по ней с ума. Но она, все понимая и забавляясь его состоянием, не позволила ему ничего. Совсем ничего. Ночь они провели по-пионерски — каждый у себя в каюте. Для Ивана Канталупова койка теплоходная была как горячая сковорода — глаз не сомкнул.