— На минуту я подумал, что ты ушла, не получив при этом моего разрешения и тем самым бросила мне вызов, мышка... На минуту я подумал, что ты потеряла последние мозги.

Встав с места, я улыбнулась и подошла к нему. Мой палец медленно скользил вниз по его груди.

— Никогда, малыш, — я чуть ли не мурлыкала, чтобы успокоить его. — Я никогда не брошу тебе вызов, никогда не бросала и вообще не собираюсь этого делать.

Алик обнял меня за талию и притянул к влажной груди, так сильно, что я не могла дышать. Он крепко держал меня за волосы, не давая возможности двигаться.

— Ты станешь идеальной женой, Киса. Я давно хотел тебя в своей постели, хотел спать с тобой рядом. Чертовски давно. Я ненавижу, когда приходится каждую ночь возвращать тебя обратно отцу, не имея возможности трахать тебя в течение нескольких часов, привязать тебя к кровати, заставлять кричать, не иметь возможности подчинить тебя... и опять трахать, пока ты не сможешь ходить. Я хочу полностью обладать тобой, чтобы освободить тебя от власти Пахана и полностью контролировать тебя... все время.

— Скоро, малыш, — успокоила я.

Алик ослабил хватку и отпустил мои волосы, его напряженные голубые глаза на секунду смягчились.

— Да, — ответил он, сильно хлопнув по заднице, оставляя новые синяки, и собственнически поцеловал в опухшие губы.

Затем Алик разорвал объятия. Уже на пути в спальню он крикнул через плечо:

 — Серж внизу. Он отвезет тебя в церковь.

Я расслабилась, но замерла, когда он приказал:

— Только сначала переоденься. Ты не можешь ходить в таком виде. Я выйду из себя, если ты ослушаешься!

— Не буду. Я люблю тебя, малыш. Всегда,— быстро выпалила я.

Алик расслабился.

Он повернулся, вскинул подбородок, насмешливо ухмыльнулся и сказал:

— Мышка, я тоже тебя люблю.

Мои плечи опустились от облегчения. Он поверил в спектакль с привязанностью. Успокоился. Именно в эти сентиментальные моменты, можно было увидеть капельку человечности в Алике. Это были заветные моменты. Будучи ребенком, Алик был встревоженным, часто сердился и любил причинить боль другим; он часто заставлял других детей страдать. Абрам воспитал его таким. Я понимала, люди Братвы не могут быть другими. Но годы боев и убийств в Подземелье ожесточили Алика. Его темная сторона уверенно заслонила свет, который в нем остался. В той жизни, что ведет Братва, нет другого пути. Тем не менее, я хотела, чтобы его светлая сторона показывала себя чаще.

Это было глупо для меня, а для других — непонятно. Но я любила Алика по-своему, насколько позволяет мое раненое сердце. Я хотела, чтобы у него был свой мирок. Он так страдал... я хотела облегчить его жизнь.

Потерявшись в красивой улыбке Алика, мое сердце взлетало на волнах надежды, я так хотела видеть в нем хоть что-то хорошее, что я, наконец, достучалась до него, но мои мечты быстро разбивались вдребезги, когда он показывал свою жестокость.

Безумное желание Алика обладать мной вышло на первый план, и он предупредил меня:

— Ты должна мне будешь сказать, если с тобой сегодня вечером кто-то заговорит или посмотрит в твою сторону. Я буду действовать соответствующим образом. Ни с кем не разговаривай... только с Отцом Хрущевым. Не хочу, чтобы моя женщина выглядела как шлюха.

Я покорно кивнула. Его глаза сузились, когда он посмотрел на мое тело.

— Носи то, что скрывает твою фигуру, всю тебя. Я не хочу кого-нибудь убить, только, если он посмотрит на твои сиськи. Не забывай об этих вещах, мышка. Когда ты станешь моей женой, когда я буду владеть тобой полностью, не будет никаких ошибок. Ты станешь такой, какой я захочу тебя видеть и будешь примером для всех жен Братвы.

— Хорошо, малыш, — прошептала я с трепетом.