– Вы не обычный частный детектив, – усмехнулся Гордеев. – Наверное, в другом случае я бы обиделся. Но наблюдать за таким профессионалом как вы, это неплохая наука. Да и сам Арзуманян так тяжело пострадал, что я простил бы ему любые действия. Мы два с лишним месяца фактически топчемся на месте. Я бы этих подонков сам удавил, собственными руками! Они ведь видели, что в машине дети! И тем не менее, стреляли в машину. Раньше так не поступал никто. За такой беспредел им даже в колонии спасибо не скажут. В общем, мы пока не можем определить, кто именно стрелял в Арзуманяна.

– Никаких зацепок?

– Почти никаких. Я с вами откровенен, хотя это тайна следствия. Но какая тайна, если мы не можем выйти на преступников! Нашли брошенный автомобиль, который был угнан за несколько часов до нападения. Обычные «жигули» шестой модели. В салоне два автомата и пистолет. Автоматы были похищены с воинских складов в Новосибирске еще восемь лет назад, и проследить всю цепочку мы вряд ли сумеем. Пистолет со спиленным номером. Отпечатки пальцев нашли на капоте. Наверное, случайно прислонился один из нападавших. Видимо, их было двое. Возможно, трое. Они знали заранее, когда подъедет Арзуманян, и договорились с его телохранителем. Никто не мог предположить, что Арзуманян поедет не один, а с семьей.

– По вашей картотеке отпечатки не проходят?

– Нет, не проходят. Я думаю, что преступники – бывшие военнослужащие. Сейчас столько их сидит без работы!

– Бывшие военнослужащие не стали бы угонять машину, – хмуро заметил Дронго, – и не стали бы использовать ворованные автоматы. Бывшие военнослужащие не стали бы договариваться с телохранителем Арзуманяна. К тому же, они сначала договорились, а потом убрали его как ненужного свидетеля. Поэтому, скорее всего, это бывшие сотрудники спецслужб. Вы так не считаете?

– Возможно, – согласился Гордеев, – но в любом случае у нас пока нет конкретных результатов. А допросы Арзуманяна никаких дополнительных возможностей нам не дают. Он не говорит, кого подозревает в первую очередь, хотя я убежден, что он должен догадываться, кто его «заказал». Жертвы всегда знают, кто желает их смерти в первую очередь. Именно поэтому их часто убирают, чтобы обеспечить их молчание. Извините, что я так говорю, но, я думаю, Арзуманян сказал вам даже больше, чем мне.

– Вы проверяли круг его знакомых? Может быть, среди них есть люди с криминальным прошлым?

– Проверяли. Но он в Москве недавно, раньше жил и работал в Баку. Из Азербайджана Арзуманян уехал в восемьдесят девятом. И сразу занялся бизнесом в Москве. Он достаточно богатый человек, оборот его компании составляет тридцать миллионов долларов. И, конечно, у такого человека могли быть враги.

– Должен быть кто-то конкретный, кому выгодно убрать Арзуманяна, – предположил Дронго.

– Мы не можем вычислить такого человека без помощи самого Арзуманяна. Когда жертва выживает, заказчика преступления найти гораздо легче. Но я подозреваю, что Арзуманян не хочет нам об этом говорить именно из-за того, что собирается отомстить лично. Мне кажется, что именно поэтому он и нашел вас. Арзуманян – человек южный, горячий. На Кавказе еще сохранился обычай кровной мести, наверное, он хочет сам отомстить и поэтому не собирается нам помогать. Ему важно, чтобы именно вы нашли возможного «заказчика» и киллеров.

– Арзуманян – армянин, а у армян нет кровной мести, – устало возразил Дронго. – Он бывший бакинец, вполне цивилизованный человек.