|
— Добежать не успеет? Раймон сдвинул плечами, вместо него ответил сонным голосом Маклей: — Зачем, если там же застрянет и Франлия? — Ну, если Франлия, — пробормотал Ипполит, — хотя и в казарме… У нее вход прямо наружу, а что хорошо для обороны, плохо для… гм… Лучше бы он решился добежать. Маклей буркнул язвительно: — Мог бы, но он трус почище тебя. — Я трус? — А то нет? — ответил Маклей. — Ты ведь тоже… Он умолк, но Ипполит, к моему недоумению, не стал спорить, задираться, лишь проворчал что-то под нос и отвернулся к стене. Я сидел за столом, недоумевая, наконец воцарилось молчание, Раймон начал похрапывать, Лавор лежал, уставившись в потолок, наконец и он заснул. Ипполит повернул голову в мою сторону и спросил сонно: — А ты чего не спишь? — Да вроде бы рано, — ответил я. — Даже луна еще не взошла. Вон какой красивый закат на полнеба! — Ложись и спи, — посоветовал он. — Здесь так принято. Я переспросил: — Хозяйка так велит? Он буркнул с неудовольствием: — Хозяйка ни при чем. Она, может быть, и не против была бы… хотя нет, она не хочет, чтобы ее видели… словом, запрета нет, но никто сам не восхочет столкнуться в коридоре ни с Красной Смертью, ни с Призрачным Волком, ни с Лиловым Туманом… Я спросил ошарашенно: — А что еще за Лиловый Туман? — Есть такой, прямо из стены выплывает… А Красной Смерти или Призрачного Волка не боишься? — Боюсь, — ответил я, — но с ним хоть понятно, а Туман… бр-р-р… это как в говно вступить. Идешь-идешь, а вдруг… Лавор сказал сквозь сон тоскливо: — Да что Туман… я больше всего Ползунов боюсь. Вот это уже ужас так ужас… — Или Зовунов, — сказал Ипполит. — Хуже них уже ничо и нет. Разве что Ночной Морок? Я слушал, посматривал то на одного, то на другого. Выходит, на ночь здесь все погружается в сон, никто носа не высовывает за дверь. А по коридорам и залам разгуливают всякие… непонятности. Смертельные непонятности. С другой стороны, все вроде бы приноровились к такому образу жизни, вечером дружно ложатся спать, а утром с первым криком петухов все на ногах. Мелкие неудобства покрываются безбедной и сытной жизнью, хозяйка работой не морит, так чего еще надо людям, что не ломают головы над непонятками? — Эй — сказал я, — Лавор, не спи! Скажи, почему все боятся заходить в озеро?.. Вроде бы самое что ни есть чистое. Утки плавают, лебеди… А гусей так целая стая плескалась! Он проворчал сонно: — Водяной Зверь. — Это я слышал, — возразил я. — А кто-нибудь видел этого Водяного Зверя? — Никто, — буркнул он и зевнул. — А почему решили, что он есть? Он посмотрел на меня, криво усмехнулся. — А ты попробуй зайти в воду, — предложил он, — после захода солнца. — Вообще? Он не понял, переспросил: — Это как вообще? — От берега долго тянется мелководье, — пояснил я. — По щиколотку. Шагов десять, не меньше. Да и потом, чтобы зайти до колена, нужно шагов сто. Вода прозрачная, видно не только камешки — песчинки! Он смотрел на меня почти с жалостью. — Дурень, — сказал он проникновенно. — Даже на самом что ни есть мелководье он тебя достанет. Этот старый дурень Уэстефорд еще когда-то забавлялся… он это называет изучением тайн природы, клал в воду рядом с берегом кусочек мяса, дожидался, когда сядет солнце. — И что? — Сжирало моментально! А там воды на палец. Вот так!.. А теперь спи. Он повернулся ко мне спиной, через минуту я услышал ровный храп. |
