|
.. гм, у нас так почтительно зовут крупных государственных деятелей, что и ночи напролет над картой мира... заботясь, значит, о судьбах подданных... С трубкой во рту и пачкой «Герцеговины-Флор». Он покачал головой, уши напружились до хруста хрящиков, морщины на лбу задвигались, укладывая услышанное поудобнее, чтобы быстро достать при острой нужде, щегольнуть перед своими. – Да, он такой... – сказал осторожно. – Однако он может быть не совсем... за картой мира. – Бабы? – спросил я. – Бабы – это тоже хорошо. Он не рискнул поддерживать светскую беседу, сделал приглашающий жест, и мы пошли по широкому коридору, где пол и стены заливали волны чистого радостного света. Светящийся мох давал оранжевый свет настоящего дневного оттенка, к которому мы привыкли, потолок отражал свет, рассеивал, и передо мной впервые не бежали угольно черные тени, к которым вынужденно привык в Зорре. В тронном зале было светло и радостно. Две фигуры согнулись над пестрой доской, в которой я еще издали узнал шахматную. Один человек, массивный, с торчащими, как у Петра Первого, в стороны усами, явно король: королевская мантия, легкая корона на голове, но веселится и что-то выкрикивает совсем не по-королевски. Второй держится скованно, но я ощутил, что эта данность не от смущения перед королем, а скорее от близкого поражения. Меня подвели ближе, король взглянул мельком, взмахнул белой холеной рукой. – Подожди там. Возьми стул, посиди. Сейчас я разгромлю этого простака... – Я не простак, ваше величество, – возразил второй игрок обидчиво, – просто вы где-то смошенничали... Король воскликнул: – Опять? На этот раз мы ж в шахматы, а не кости бросаем, не заметил? Как тут смошенничать? – Не знаю, – возразил второй уныло. – Но вы всегда мошенничаете... У вас и карты крапленые, и кости со свинцом... И шахматы... – Что, – спросил король ехидно, – со свинцом? Или крапленые? – Вам виднее, – сказал партнер тоже ехидно. – Я не разгадал, я ж не жулик... С этой стороны меня отгораживал от короля длинный стол, сплошь заставленный блюдами с изысканно приготовленной едой, а также множеством фруктов: массивных гроздьев сочного винограда, яблок, груш, апельсинов, абрикосов... Я сел и начал наблюдать за игрой. Они сделали еще по два хода, король победно подкрутил левый ус, с таким энтузиазмом поставил ферзя на дальнюю клетку, что я ждал вопля: «Рыба!», но король сказал с той же победной интонацией: – Мат!.. В два хода! Второй насупился. – Как это? Откуда мат?.. Ничего не вижу... А я вот щас эту вашу королеву и шарахну... Король заулыбался, явно убийство ферзя входило в план коварной ловушки, повернулся ко мне. Глаза его были живыми, лицо раскраснелось, усы топорщились, как у большого довольного кота. – Ну? – сказал он по-прежнему ехидно. – Как созерцание этой нечестивой игры? Я пожал плечами: – Ваше величество, вы играете на уровне продвинутого новичка. А меня дедушка в сопливом возрасте... не дедушка в сопливом, а когда я был в том счастливом возрасте, водил в шахматный кружок, где я добрался до второго разряда. Я думаю, что для вашего королевства это на уровне абсолютного чемпиона мира... Он не врубился насчет кружка и чемпионства, но суть ухватил сразу. – Ты умеешь... нет, ты не чувствуешь отвращения к этой нечестивой игре? – Я не вижу в ней ничего нечестивого, – ответил я. – А вам попробую поставить если не киндермат, то... слона вперед дам. А то и ладью. Или она для вас все еще тура? Он изумленно покрутил головой: – Так-так... А ведь у вас в Зорре она запрещена! Людям надлежит упражняться только в постах, молитвах, исповедях, стоянии часами на коленях и... Ладно, об этом потом. Расскажи о Зорре, каков он сейчас. |
