Это было страшное испытание, по ходу которого случались всяческие ужасы».
Оставлять пустыню перед приближающимся христианским войском — такова отныне была тактика Саладина. Когда он возвращался в Иерусалим в конце сентября, он снес до основания не только Аскалон, но и замок в Рамле и церковь в Лидде, которые оказались на его пути.
И снова нас может поразить нерешительность Ричарда. Арабские хронисты (в частности, Ибн ал-Асир) приписывают Конраду Монферратскому упрек, с которым тот якобы обратился к королю:
«Ты слышал, что Саладин разрушает Аскалон, но не двинулся с места! Коль уж тебе донесли, что он стал разрушать эту крепость, то тебе надлежало спешно выступить в путь и ты бы мог захватить Аскалон без боя и без осады!»
В самом ли деле поменялся нрав короля Англии, принесший ему вполне оправдывавшееся прозвище «Да-и-Нет»? Или же скорее пресловутая порывистость побудила его обратиться, уже после принятого решения, к решению противоположному?
После блистательной победы при Арзуфе по всей Палестине как мусульмане, так и христиане ожидали от него похода на Аскалон, а затем и на Иерусалим. Дух его воинства был весьма высок, тогда как мусульмане мечтали лишь о более или менее благополучном отступлении и оставляли его руки развязанными. Если еще как-то можно понять колебания, охватившие его после взятия Акры, то уж нерешительность, которую он выказал на следующий день после Арзуфа, остается непостижимой. Правда, Продолжатель Гийома Тирского попытался объяснить поведение короля, но он не привел достаточно убедительных доводов. Хронист говорит, что Юг, герцог Бургундский, якобы решил покинуть войско:
«Он призвал всех высоких мужей Франции и тех, которые, как он знал, более прочих любили корону, и сказал им: „Сеньоры, вам известно, что ваш сеньор, король Франции, в отъезде; весь блеск его рыцарственности поблек, а король Англии пренебрегает нами. Если мы двинемся вперед и возьмем Иерусалим, не скажут, что это дело рук французов, но будут говорить, что захватил его король Англии, а король Франции бежал, и великое презрение падет на короля и на все королевство, и никогда не сумеет Франция избавиться от него. Вот почему я предлагаю, чтобы мы не двигались далее“. И одни с ним согласились, а иные не согласились. И снова сказал герцог: „Кто хочет следовать за мной, пусть следует за мной“. Король Англии, не зная толком об этом совете, в течение следующего дня готовился и потом пошел на Иерусалим, а герцог Бургундский вооружил французов и вернулся с ними в Акру».
Далее следует патетический и запоминающийся рассказ, который легко могут проверить те, кто в наши дни, так же как и раньше, совершает паломничество в Иерусалим: «Когда король взошел на Гору Радости, что близ Иерусалима, в двух лье от него, и увидал Святый Град Иерусалимский, он спешился, дабы вознести свои молитвы, ибо таков обычай пилигримов, совершающих паломничество в Иерусалим, которые поклоняются на этом самом месте, ибо с него виден Храм и Гроб Господень».
Другой манускрипт уточняет: «Король ошибался, коль скоро он пришел на гору Святого Самуила, которую считали Горой Радости». Речь идет о возвышенности, которая сегодня известна как Наби-Самвилль и которую всегда почитали паломники. Мы знаем, что вблизи всякого места паломничества, будь то Сантьяго-де-Компостела, Рим или тот же Иерусалим, традиция, как и история, отмечает какую-то площадку или точку, с которой пилигрим впервые наблюдает цель своего путешествия. В Средние века, когда пилигримы странствовали не в одиночку, опасаясь нападений, они стремились пройти очередной этап как можно быстрее; паломник, опередивший своих товарищей и имевший счастье ранее их увидать башни Сантьяго-де-Компостела или холмы Рима, провозглашался «королем паломничества» — и это прозвание легло в основу имен наподобие «Рой», «Руа», «Рей», «Лepya» и тому подобных распространенных французских фамилий. |