— Пока не знаю. Доказательств у нас нет. Ничего, кроме твоих слов, а этого недостаточно.

— Понимаю. И потом, официально я мертва.

— А если Савич или Лэрд пронюхают, что это не так, то убьют тебя по-настоящему. Я не смогу долго прятать и защищать тебя.

— А письмо Чета? Он нахмурился.

— Слишком неопределенно. Слишком много лазеек для хорошего адвоката.

— Так что же нам делать?

— Во-первых, мне нужен список дел, которые Като провернул для Савича. Номер дела, кем был обвиняемый, какой был приговор. Эти поиски займут некоторое время. Искать надо осторожно, чтобы никто ничего не заподозрил. Далее, надо определить всех, кем они пожертвовали в качестве козлов отпущения, как Четом. Может, кто-то из таких ребят уже давно торчит в тюрьме и созрел, чтобы заключить с нами сделку, например, в обмен на сокращение срока. Хотя такое мы уже пробовали.

— И все умирали.

— И все умирали. — Он встал и принялся мерить комнату шагами. — Говоришь, никаких бумаг, записей на автоответчике, чеков, старых переводных векселей, депозитных книжек?

Она покачала головой.

— В кабинете есть сейф, но я не знаю шифра.

— Если получить ордер на обыск, мы сумеем открыть сейф. Но для того, чтобы получить ордер, нужна веская причина. А его кабинет в суде?

— Разве он станет держать там эти бумаги?

— Вряд ли. И опять же, без ордера на обыск не обойтись. — Он стукнул кулаком по своей ладони. — Как Савич с ним расплачивается?

— Наверное, у Като есть счет в другой стране. Может, на Каймановых островах. Мы ездили туда отдыхать.

— Может быть. Но тогда придется подключить к расследованию ФБР, начнется бесконечная писанина и юридические… — Он вдруг замолчал.

— Что?

— Юридические формальности, — рассеянно закончил он. — Мне надо как следует все это обдумать.

— Ладно. Я пойду готовить ужин. А ты думай.

И он стал думать. Делать это было нелегко, очень отвлекала Элиза, ходившая туда-сюда по кухне. Он сел за стол, положил перед собой блокнот, ручку. Но сосредоточиться удавалось с трудом.

Вот Элиза хочет что-то достать с верхней полки, ее футболка приподнимается, и обнажается полоска кожи.

Элиза нагибается, чтобы вынуть сито из шкафчика.

Элиза проходит мимо, ее грудь на уровне его глаз.

Напряжение росло в нем прямо пропорционально рассеянности, и это его сердило. Наконец он перестал делать вид, что работает, и накрыл на стол. Она подала ужин. Наверное, Элиза почувствовала его мрачное расположение духа, потому что разговора не начинала. Поели молча.

Наконец она сказала:

— Хорошие креветки.

— Свежие.

— Хочешь еще хлеба?

— Нет, спасибо.

— Салата?

— Я наелся.

— Точно?

Он бросил пустой панцирь креветки на тарелку в центре стола (уже доверху заполненную креветочным мусором), а мясо положил в рот.

— Ну да, с чего мне быть голодным?

— Не знаю. Ты все время молчишь.

— Я думаю.

— А. — Она оторвала бумажную салфетку от рулона — Дункан положил его на стол вместе с тарелками — и вытерла руки. — Я тоже кое о чем думала сегодня.

— О чем?

— Что, если бы я сразу пошла в полицию с письмом Чета, мы с тобой могли бы встретиться.