Перейдя через мост, я смотрел на обширный кирпичный полукруг, изъеденный временем и пробитый во многих местах пушечными ядрами, — все, что осталось от мраморной гробницы, выстроенной могущественным Адрианом для себя и своей семьи; тем самым великим Адрианом, который правил в золотом веке. Вспомнив его печальное бородатое лицо — говорят, он отрастил бороду, чтобы скрыть шрам, — я подумал об Адриановом вале и представил правителя в наших холодных пределах — бросающим взгляд через продуваемые ветрами болота, на земли пиктов; или в Лондоне — наблюдающим за судами, что причаливают в Биллингсгейте. Это был один из величайших императоров-путешественников. Он побывал во всех уголках своих владений, совершив серию тщательно спланированных турне: улаживая вопросы на местах, проводя деловые встречи, предотвращая войны переговорами. И все это происходило в мире, который по сравнению с нашим кажется странно разумным.

Я был уже около собора Святого Петра и через несколько сот ярдов оказался у широкого и пышного проезда, построенного фашистским правительством во время торжеств, посвященных подписанию Латеранских соглашений в 1929 году. Именно в том году я увидел Рим впервые. Там, где сейчас широкая Виа делла Кончиллационе, был тогда чудесный муравейник старых улочек, скрывавших до последнего момента великолепие церкви и площади. Базилика являлась взору внезапно, чудесная и неожиданная. Больше никто не сможет испытать эту дрожь изумления, потому что теперь собор Святого Петра виден издалека — таков вклад архитекторов Муссолини, которые хотели как лучше. Сохранившийся на тот момент дом, где была мастерская Рафаэля, тоже снесли, чтобы устроить эту злосчастную авеню.

Неподалеку я заметил длинное здание, смотрящее на реку, с чудесным маленьким ренессансным крыльцом и восьмигранной башней. Для всякого англичанина этот уголок — одно из самых интересных мест в Риме. Это больница Святого Духа, живой потомок старого приюта, построенного королями англосаксов в VIII веке и всегда посещаемого пилигримами. Я подошел к зданию больницы, чтобы прочитать забавное название улицы, написанное на стене, — Лунготевере-ин-Сассия. Слово «Сассия», или «Саксия», напоминает о квартале саксов, который быстро разросся в этой части Рима и доходил до самых ступеней собора Святого Петра. Англичане называли свои поселения саксонским словом «burh» (а не германским «burgh»), а слово «borgo», которое до сих пор можно увидеть на табличках с названиями улиц в окрестностях Ватикана и собора Святого Петра, — его итальянский вариант. Каждый, кто переходит мост Святого Ангела, направляясь к собору Святого Петра, неизбежно вступает на территорию бывшей саксонской колонии, связывавшей Рим с Англией сто лет, до тех пор пока не родился Карл Великий.

Я подошел к собору Святого Петра, в этот ранний час уже залитому солнцем. Оно всходило слева от колоннады. Ватикан был освещен, и собор тоже; обелиск в центре площади отбрасывал длинную утреннюю тень; фонтан справа от меня встряхивал на солнце своей белой кудрявой головой, а тот, что слева, пока оставался в тени. Огромная площадь была пуста, если не считать нескольких торопящихся фигурок. Ни одного туристского автобуса. Только священнослужители поднимались по ступеням базилики, пора было готовиться к мессе. Глядя на эту церковь, мы все сразу становимся провинциалами. Я, по крайней мере, всякий раз изумленно разеваю рот, прямо как жители отдаленных провинций в имперские времена, взглянув на храм Юпитера или форум Траяна.

Вполне процветающие на вид магазины в конце улицы, торгующие Articoli Religiose и Oggetti Sacri, еще не открылись, и я заглянул в их витрины, полюбовался четками, медалями, папскими флагами, моделями собора Святого Петра, бронзовыми фигурками апостолов, белыми статуэтками святой Цецилии, Младенца Христа, репродукциями «Мадонны» кисти Андреа дель Сарто, изображениями папы, шествий с его участием и еще сотней других маленьких вещиц, связывающих сегодняшнего пилигрима с паломниками всех времен.