Но если Родриго и не мог жениться на ней, он был не менее внимателен, чем любой муж. Родриго, думала Ваноцца, самый очаровательный мужчина в Риме. Она знала, что так считает не только она, хотя, конечно, такой человек, как он, наверняка имеет и врагов. Он был рожден, чтобы повелевать. Он был устремлен к одной цели — к папству, и те, кто хорошо его знал, наверняка чувствовали, что у него есть все шансы, чтобы добиться желаемого. Никого не могли обмануть его грациозные манеры, певучий голос, изысканная любезность; все это было неотъемлемыми чертами Родриго, это правда, но под обаянием скрывались честолюбивые устремления, которые наверняка помогут ему достичь того, к чему он стремится.

Родриго был человеком, которому Ваноцца могла поклоняться, потому что он обладал качествами, которые она ценила больше всего. Именно поэтому сейчас она молила всех святых и Пресвятую Богородицу, чтобы ребенок, который должен вот-вот родиться, был таким же красивым и очаровательным, как и его братья. Родриго, сам сполна наделенный и тем, и другим, очень ценил это. И еще она молила о том, чтобы она в свои тридцать восемь лет могла бы возбуждать в нем желание и наслаждаться его благодарностью, которую он испытывал к ней как к матери своих детей.

Сколько лет дети будут жить под одной с ней крышей? Недолго, предполагала она. Их заберут у нее, как забрали Педро. У Родриго были прекрасные планы для мальчиков. А Ваноцца, хоть и была возлюбленной кардинала, занимала невысокое социальное положение в Риме.

Но он будет помнить, что дети — плоть от плоти ее, а она будет жить в своем очаровательном доме, который он подарил ей. Дом напоминал дворцы, которыми владела знать Рима, она восхищалась им. Она любила сидеть в главной комнате. Стены ее были выкрашены в белый цвет и украшены гобеленами и несколькими картинами — ей хотелось, чтобы ее дом выглядел таким же роскошным, как дома самых знатных горожан — Орсини и Колонна. Ее возлюбленный был щедр и подарил ей немало вещей. Помимо гобеленов и картин, у нее были драгоценности, прекрасная мебель, украшения из мрамора и порфира и — самое ценное — ее credenza, большой сундук, в котором она хранила свою майолику, золотые и серебряные кубки и чаши. Credenza служила знаком социальной принадлежности, и глаза Ваноцци загорались, когда она смотрела на него. Она обходила свой прекрасный дом, касаясь вещей и разговаривая сама с собой в прохладной тишине, которой она наслаждалась за толстыми стенами. Она в самом деле была счастливой женщиной — в ее жизнь вошел Родриго, для которого она желанна.

Ваноцца была неглупа и знала, что все сокровища, подаренные ей Родриго, с его точки зрения, ничто по сравнению с тем, что ему отдала она.

Снова начались схватки, на этот раз сильнее и чаще, почти не прекращаясь. Ребенок стремился в этот мир.

Так что лучше всего держаться подальше о г нее и терпеливо ждать, когда ему сообщат о рождении ребенка.

Он отвернулся от иконы, перед которой молился, стоя на коленях. Лампада, постоянно горевшая перед изображениями святых, освещала спокойное лицо Мадонны, и ему показалось, что он видит на нем упрек. Должен ли он, один из могущественных кардиналов, молить о благополучных родах ребенка, которому он не имел права давать жизнь? Может ли он ожидать, что Мадонна подарит ему сына — прекрасного здорового мальчика, когда сам он, сын церкви, обречен на безбрачие?

Эта мысль встревожила его, и поскольку Родриго всегда старался поспешно уйти от подобных мыслей, он стал думать о другом, глядя теперь на буйвола на украшавшей стены эмблеме, которая всегда поднимала настроение. Это был герб Борджиа, и когда-нибудь, решил Родриго, он станет гербом Италии, уважаемым и внушающим страх.

Да, приятно было разглядывать свой герб — символ власти и силы. Однажды, мечтал кардинал, Борджиа покорят всю Италию, он давно лелеял мечту объединить ее, и объединиться страна должна под началом Борджиа.