Изменить размер шрифта - +
Я писал сценарии, которые меня забавляли, но которые были далеки от совершенства. Люди говорили мне: «И так все нормально». Но я чувствовал, что недостаточно поработал. Мне понадобилось встретить Вебера, чтобы понять, сколько терпения и упорства требуется для написания сценария. Прежде я был немного дилетантом. Мне нравилась моя профессия, но я еще любил покататься на лыжах и пройти под парусом…

– Вы сомневались в своем таланте?

– Когда вышел «Рассеянный», Ив Робер сказал мне: «Знаешь, тебе повезло». И добавил, что было с его стороны не только свинством, но и комплиментом: «У тебя потрясная рожа, и она нравится зрителю».

– Разве успех плюс верность зрителя не приносят немного успокоения?

– Да. Но я все же думал: «А вот Мариель и Рошфор играют и нечто иное!» У меня появился комплекс. Сегодня я им больше не страдаю. За исключением двух-трех актеров, которые очень мне нравятся, я вполне могу трезво оценивать работу остальных. Прежде, по правде говоря, я всех ставил выше себя. Но могу признаться в своей гордыне, ибо при этом думал: «И наплевать, меня все равно любит зритель».

– Какие были у Вас ключевые встречи за годы карьеры?

(Достав газету из-под стула.) В сегодняшней «Монд» как раз есть статья о Франсисе Вебере, которая доставила мне большое удовольствие. (Читает.) «Если Пьер Ришар многим обязан Иву Роберу, Вебер многим обязан Пьеру Ришару». Мне повезло: всякий раз, когда Франсис выводил строчку, даже не думая обо мне, он говорил сам себе: «Для кого это написано? Да, черт побери, для Пьера, конечно!» Я спонтанный и неосознанный мотор творчества Вебера. Я его муза. (Смеется.) Думаю, двумя ключевыми людьми в моей карьере были, как я уже сказал, Ив Робер и Франсис Вебер, с которым я всегда поддерживал контакт. Из других режиссеров мне было приятно работать с Клодом Зиди. Мы сняли с ним фильм «Горчица бьет в нос», который я обожаю, и с Марко Пико, с которым мы сделали «Облако в зубах», фильм, который мог стать началом нового виража в моей карьере. Но он провалился в прокате и меня тотчас поставили на свое место.

– Что Вам мешало выйти из привычного имиджа?

– Вероятно, моя нерешительность, когда надо было более решительно доказывать, что я могу играть другие роли. А также отсутствие всякого воображения со стороны режиссеров. Уже сколько лет Клод Сотэ, с которым мы знакомы, говорит: «Ты мне очень нравишься, но что мне с тобой делать?» Ни один режиссер не пришел ко мне, чтобы сказать: «У меня для вас роль негодяя и подлеца». Первым это сделал Моше Мизрахи. Встретившись с ним, я сказал ему: «Ты уверен, что роль Манжеклу для меня?» Из нас двоих больше дрожал я, а не он.

– Ни один комический актер никогда не номинировался на премию «Сезара». Вы не страдаете от такого непризнания?

– Некоторое время страдал. Я не считаю, что заслуживал приз за «Игрушку», но быть номинированным – несомненно. А вот то, что произошло с «Невезучими», дальше идти некуда. Жерар был номинирован, а я нет! Его никогда прежде не видели в такой роли, он был забавен, то есть стал сюрпризом. Тот факт, что я заставляю смеяться, представляется всем нормальным… Сегодня с этим покончено.

– Вы даже заявили: «Подчас мне было стыдно смешить».

– По правде говоря, я больше страдал от безразличия на свой счет, чем от презрения. С таким отношением я сталкиваюсь по-прежнему. Два месяца назад еженедельник «Эвенман дю жеди» опубликовал список из тридцати фамилий лучших французских актеров. Меня в нем не было. Я сказал себе: «Неужели я не заслуживаю места среди тридцати первых?» Выходит, что не существую вовсе.

Быстрый переход