С первого же дня на заседаниях стали происходить конфликты, а началось всё со скандала по поводу порядка, в котором делегаты должны были выражать мнение в своих палатах.

Делегаты от третьего сословия спорили с делегатами от дворянства и духовенства. Никто никого не слушал, и шумное упрямство отдельных представителей не позволяло внять голосу разума. Произошло даже несколько дуэлей, и палата духовенства сочла себя обязанной направить к королеве-матери епископа Монпелье, чтобы тот выразил им своё сожаление по поводу того, что кровь французских подданных льётся ради нелепых ссор, что весьма походило на варварский обычай жертвоприношений у язычников.

Арман-Жан дю Плесси-Ришелье, естественно, был делегатом от духовенства, и его избрали в качестве того, кто должен был донести до королевы-матери и юного короля (её сына) наказы своего сословия. Он сформулировал эти наказы в следующей речи, которую мы приводим с некоторыми сокращениями (сам наш герой потом в своих «Мемуарах» утверждал, что высказался «кратко и чётко», но это не так, особенно в отношении краткости).

Заседание Генеральных штатов в 1614 г. Гравюра XVII в.

Прежде всего епископ Лкэсонский выразил благодарность «первому из христианских королей», к которому «направлены одни хвалы и благословения», за предоставленную возможность изложить на Генеральных штатах проблемы, волнующие французское духовенство.

Далее он указал на снижение влияния католической церкви, матери всех сирых, обездоленных и скорбящих, на ухудшение материального положения её служителей, на элементарную неграмотность священников. Он отметил также, что главная причина всех бед кроется в продажности должностей («чем больше должностей, тем больше и приток денег, а посему они и размножились как грибы»), что вся эта система «невыносимым грузом ложится на народ, увеличивая навязанное ему бремя, ведь именно ему приходится содержать всех этих чиновников». Из этого он делал вывод, что «чем больше чиновников, освобождённых от податей и сборов, тем меньше подданных, способных их платить», что «богатые фактически избегают налогового бремени, расплачиваясь деньгами, которые им дают их должности».

Епископ Люсонский не без умысла нарисовал мрачную картину положения католической церкви, которая «одновременно лишена почестей, ограблена, пренебрежена, осквернена и настолько унижена, что у неё просто не хватает сил жаловаться». В его речи отчётливо прозвучала мысль о том, что церковь должна более широко привлекаться к участию в государственном управлении.

Коллеги епископа Люсонского с одобрением слушали его слова. Но мало кому тогда могло прийти в голову, что честолюбивый молодой человек имеет в виду не столько представляемое им сословие, сколько себя лично.

А тем временем, ссылаясь на заповеди Иисуса Христа, епископ Люсонский призвал короля и его мать к мудрому правлению, которое только и может дать надежду на изменение к лучшему.

— Зло будет наказано, — говорил он, — добро не останется без вознаграждения. Литература и искусства станут процветать, финансы — истинный нерв государства — будут использоваться экономно, расходы сократятся. Религия вновь познает расцвет. Вернув себе авторитет, имущество и почести, церковь вновь обретёт свой блеск. Всякая дьявольщина, секретность, грязь и пороки будут изгнаны из неё, одна лишь добродетель пребудет в ней. Дворянство вновь обретёт права и почести, адекватные его заслугам.

В выступлении епископа Люсонского нашлось место и для обещаний лучшего будущего простому люду:

— Народ будет освобождён от угнетения, которое он испытывает по вине недобросовестных чиновников, предохранён от оскорблений, которые ему наносят сильные мира сего.