Третья версия была самая страшная. Филатову трудно было даже представить ее, но в жизни возможно всякое. Каким-то непонятным чудовищным образом произошла утечка информации из ФСБ. Значит, у них завелась «крыса». Кто? Может быть Лапин? В это Филатов не мог поверить. Кто еще был посвящен в ход операции, этого Юрий не знал. Хуже не придумаешь: оказаться среди врагов, когда предали свои...

Ночи в горах были холодные. Филатов перевернулся с боку на бок. Скрипнула жесткая армейская раскладушка. «Эй, спать не мешай», – послышалось из темноты чье-то сердитое шипение. Филатов затих. За брезентовой стенкой палатки гулял ветер.

Постепенно он стал чувствовать, как тепло уходит из их жилища. Филатов осторожно встал. Огонь в печке-буржуйке погас, но еще тлели угли. Чеченец, который дежурил у печки, мирно посапывал. Это был здоровый мужчина средних лет с окладистой черной бородой, одетый в американский камуфляж.

Филатов подошел к нему и осторожно тронул за плечо: «Иди, ложись спать. Я подежурю», – прошептал он. Чеченец, широко зевнув, ушел. Филатов наколол мелких чурок и принялся разжигать огонь. Немного поколдовав, он закрыл заслонку, давая возможность огню разгореться. В ночной тиши мерно затрещали дрова. Филатов смотрел на огонь. Он с детства любил наблюдать за костром, представляя себе языки пламени живыми существами, которые существуют по иным, не понятным человеку законам.

Сколько таких ночей в палатках, возле печек, проведено в армейские годы. Сейчас и не сосчитаешь. Курсантский взвод, уставший после дневных мытарств, сопит и видит сны, а ты сидишь возле печки, греешься, в памяти всплывают самые счастливые моменты твоей жизни. Тогда среди них, «зеленых» курсантов, были и те, которые по непонятным причинам вдруг стали врагами, и Филатову было мучительно больно встречать их на Чеченской войне по ту сторону окопов. Но в далеком восемьдесят восьмом они все лихо носили голубые береты с красными звездами, а на их погонах светились две большие буквы: СА, что означало уже забытый многими сегодня термин – «Советская Армия».

В эту ночь не спал еще один человек. Это был капитан ФСБ Анатолий Дмитриевич Лапин. Когда жена уснула, он тихо встал, стараясь не разбудить ее, и прошел на кухню. Уже пару часов он сидел на табуретке, выкуривая одну сигарету за другой. Впервые в жизни у него болело сердце.

Когда днем Лапин зашел с очередным докладом к Василевичу, тот, подняв на него мутные глаза, сухим официальным тоном заявил, что дело по Куцему прекращается, что это приказ Москвы, который не обсуждается. Придя через минуту в себя, Лапин спросил, что же будет с Филатовым. Немного помолчав, Василевич произнес короткую, но все объясняющую фразу: «Он нам больше не нужен». Это означало только одно: Филатова должны были убрать. Изменившим себе голосом Лапин попытался что-то возражать. Голова была как в тумане, мысли путались. Он шел по длинному коридору управления, и каждый шаг отдавался в ушах гулким тяжелым ударом колокола. Все плыло перед глазами. Единственный вопрос, который как бур сверлил его мозг, был: «Почему я оказался на этой сволочной работе в это сволочное время».

А ведь начиналось все иначе. Никаких мыслей о спецслужбах у Толи Лапина, студента исторического факультета, не было и в помине.