Отлично! Если ты так считаешь, отправляйся в Акапулько. — Лиз встала и попыталась пройти мимо него, но Джонас быстро метнулся ей наперерез;

Мы полетим туда вместе.

Слово «вместе» напомнило ей собственные мысли о парочках, уюте и комфорте совместной жизни... и о своих выводах насчет Джонаса.

Слушай, Джонас, я не могу бросить все и вместе с тобой гоняться неизвестно за чем. Акапулько — международный курорт. Там тебе переводчик не понадобится.

Ключ был на твоем брелоке. Нож приставляли к твоему горлу. Хочу, чтобы ты находилась там, где я могу тебя видеть.

Так ты обо мне заботишься? — Лицо у нее медленно тяжелело. — Нет, Джонас, на меня тебе наплевать! Тебя волнует одно: месть. Так вот, запомни: участвовать в твоей игре я не желаю и вообще не хочу иметь с тобой ничего общего.

Он взял ее за плечи и притиснул к двери.

Сама ведь понимаешь, что не права! Мы напали на след... — Он опустил голову; взгляд его задержался на ее губах. — И ничего не кончится, пока мы оба с этим не покончим.

Не понимаю, о чем ты.

Нет, понимаешь! — Он прижался к ней всем телом, вплотную, как будто собирался что-то доказать — возможно, лишь себе самому. — Нет, понимаешь! — повторил он. — Я приехал сюда, чтобы кое-что сделать, и намерен довести дело до конца. И мне плевать, как ты это называешь — местью или как-то еще.

Сердце у нее екнуло — и не от страха. Его глаза, серые холодные глаза, оказались совсем близко...

А как ты называешь то, ради чего сюда приехал?

Правосудием.

Ей стало не по себе; она вспомнила собственные мысли о правосудии и справедливости.

Джонас, ты руководствуешься вовсе не уголовным кодексом!

Закон и правосудие — не всегда одно и то же. Я намерен выяснить, что случилось с моим братом и почему. — Он быстро погладил ее по щеке, по волосам. Сейчас от нее исходила не нежность, а сила. — Но дело осложнилось. Я смотрю на тебя и хочу тебя! — Он взял ее за подбородок и развернул к себе; ей пришлось смотреть ему прямо в глаза. — Когда ты рядом, я забываю о том, ради чего сюда прилетел... Проклятие, ты мне мешаешь!

Не договорив, он впился в нее губами. Не собирался — но не смог устоять. Раньше он был с нею мягок, потому что об этом просили ее глаза. Сейчас он целовал ее жадно, грубо, отчаянно, потому что этого требовало его естество.

Лиз стало страшно и вместе с тем радостно. Она и не подозревала, что страх может стать источником радости. Сердце все сильнее билось в груди; она позволила ему прижаться к себе теснее, еще теснее. Он как будто подзадоривал ее, призывал сорваться вместе с ним в пропасть, прыгнуть в неизведанное. Рискнуть!

Джонас с трудом оторвался от нее; он искал страсти, подчинения и силы — именно так, всего сразу. Этого он требовал от нее подсознательно. Он потянулся к девушке, словно уже привык обнимать ее. В его объятиях она сначала оцепенела, попробовала вырываться, но вдруг уступила, растаяла; ее состояние менялось с такой скоростью, что почти невозможно было уследить. От нее пахло морем и невинностью — от такого сочетания он просто сходил с ума.

Забыв обо всем на свете, он увлек ее к кровати. Сейчас исполнится его желание!

—Нет! — Лиз уперлась ему в грудь обеими руками, стараясь высвободиться. Они ведь в комнате Веры... — Джонас, не надо!

Он схватил ее за плечи.

—Да что же тебе надо, черт побери?

Она покачала головой и с трудом попятилась назад. Его глаза больше не были холодными и равнодушными. Какой женщине не захочется, чтобы мужчина смотрел на нее с такой страстью, так желал ее? Ради такого взгляда можно и забыть об осторожности... Но Лиз не могла.

Ничего.