Голос ее звучал не так уверенно, как она думала, — кроме того, матери всегда слышат то, что ускользает от других.

Лиз, может, сама приедешь домой? Побудешь с нами до конца учебного года...

Нет, не могу. Как папа?

Роуз не понравилось, что дочь сменила тему, но что делать? Такую упрямицу, как ее дочь, еще поискать. Разве что внучка может с ней сравниться...

Отлично. Ждет не дождется, когда приедет к тебе и нырнет в океан.

Возьмем «Эмигранта» и выйдем в море сами — вчетвером. Передай Вере... — Голос у нее дрогнул. — Передай, что я звонила.

Конечно, передам. Слушай, а пусть она сама позвонит тебе, когда вернется! Соседка привезет ее в пять.

Нет. Я сейчас не дома, а в Акапулько — по делу. — Лиз глубоко вздохнула, приказывая себе успокоиться. — Передай, что я скучаю по ней и буду ждать в аэропорту. Ты ведь знаешь, как я благодарна вам за все, что вы делаете. Просто...

Лиз, — негромко перебила ее Роуз, — мы любим Веру. И тебя тоже любим.

Знаю. — Лиз прижала пальцы к глазам. В том, что родители ее любят, она не сомневалась, только пока не понимала, что это меняет в ее жизни. — Я тоже вас люблю. Просто иногда все очень запутывается.

У тебя правда все хорошо?

Она опустила руку; слезы уже высохли.

Будет хорошо, когда вы приедете. Передай Вере, что я тоже считаю дни.

Хорошо.

До свидания, мама.

Она нажала отбой и стала ждать, когда пройдет чувство щемящей пустоты внутри. Будь она больше уверена в родительской поддержке, верь она больше в их любовь, неужели бежала бы из Штатов и начала жить самостоятельно? Лиз провела рукой по волосам. Нет, она не слишком уверена в поддержке родителей и не рассчитывает на нее. Она сожгла за собой мосты. Важнее всего для нее всегда была Вера и ее счастье.

Часом позже Джонас вышел к бассейну и увидел ее. Лиз переплывала бассейн из конца в конец — быстро, уверенно, то и дело разворачиваясь. Казалось, она не знает усталости; как ни странно, она очень подходила к здешней уединенной роскошной обстановке. Покрой ее ярко-красного купальника, довольно скромный, очень шел ей.

Он насчитал двадцать кругов, прежде чем она остановилась, и невольно задумался, сколько она успела проплыть до того, как он сюда вышел. У него создалось впечатление, что она плавает, чтобы освободиться от напряжения или какого-то горя, и что с каждым новым кругом она все ближе к успеху. Он задумчиво наблюдал, как она окунает голову в воду; мокрые волосы облепили голову, словно плотная шапочка. Еще он заметил, что синяков у нее на шее больше не видно.

Лиз встала; с нее текла вода.

—Никогда не видел тебя такой спокойной, — сказал Джонас и тут же заметил, что она снова напряглась. Перестала умиротворенно смотреть на горы и перевела взгляд на него.

Лиз сразу увидела, как он утомлен. Почему она раньше этого не замечала? Еще утром его глаза не казались ей такими усталыми. Он не переоделся, а руки сунул в карманы своих свободных бежевых брюк. Отдыхал ли он сегодня вообще?

—Я не захватила с собой купальник. — Лиз подошла к бортику, подтянулась, выбралась наверх, отряхнулась. — Вот, купила в здешнем бутике. Его включили в счет за номер.

Купальник оказался высоко вырезан по бедрам — едва ли не до самой талии. Джонасу вдруг захотелось прикоснуться к ее стройным ногам, снять с нее купальник и посмотреть, как она выглядит без него.

—Красивый.

Лиз взяла полотенце.

—И дорогой.

Джонас усмехнулся:

—Вычту из платы за комнату.

Слегка скривив губы, она вытерла голову.

—Ничего ты не вычтешь. Но ты ведь юрист — наверняка сумеешь возместить стоимость купальника на чем-нибудь еще. Чек я сохранила.

Джонас не думал, что еще в состоянии смеяться.