Дворф склонил голову:
– Мои извинения, дружище. После того как вы оба доказали, что можете серьезно ранить его, он решил держаться на расстоянии, сражаясь с вами при помощи заклинаний, саранчи, абишаев и тому подобного, а не когтей и жала. Но одного я все-таки не понимаю. Вы, маэстро, говорили, что Фоуркин отшвырнул хазми, когда тот едва не убил вас?
– Так казалось, – ответил Тэган, – но ведь и я тоже чуть было не убил демона. Могло выйти и так, и этак. Хазми удрал сам по себе, а Фоуркин ухватился за возможность сделать вид, что это его заслуга, и сотворил впечатляющую, но безобидную вспышку. Это был еще один способ создать впечатление, что кто бы ни был изменником, но, уж конечно, не он. Надо отдать ему должное, у него был холодный, быстрый, хитрый ум. Неудивительно, что мы так долго не могли разоблачить его.
– А как вам это удалось? – спросил Уилл. – Вы сказали, что когда были его пленником, он приходил к вам в облике Дарвина Кордейона.
Тэган улыбнулся. Он хотел приберечь эту часть рассказа напоследок и завершить его доказательством своего блестящего ума.
– Да, – не без самодовольства произнес авариэль. – И это лишний раз доказывает, насколько он был хитер, как стремился просчитывать все возможные варианты. Когда я действовал как его бессильный раб, то понимал, что мне запрещено причинять вред моему хозяину, Фоуркину Одноглазому. Но если бы кто-нибудь разбил мои духовные оковы, как это, в конце концов, сделал Рилитар, я бы этого больше не вспомнил. Зато в моей голове всплыло бы воспоминание, что это Дарвин задавал мне вопросы и накладывал заклятие, и я обрушился бы на невиновного.
Но вот тут Фоуркин сделал ошибку, – продолжал авариэль. – Он был мастером менять внешность и мог в точности воспроизвести облик человека, чье место занял. Поскольку он проводил дни в компании умных и могущественных магов, никакая другая маскировка не продержалась бы сколько-нибудь долго. Но я думаю, такая магия сложна и утомительна, поэтому, говоря со мной в подвале, он решил, что не стоит с ней связываться. Так что с помощью более простого заклинания он всего лишь скрыл свою истинную внешность, сотворив обычную иллюзию лица и фигуры Дарвина. К счастью, от него по-прежнему разило той благоухающей помадой, которой он мазал волосы. Огненные Пальцы полагает, что он специально использовал ее, чтобы заглушить собственный запах. Солнечный дракон в облике человека с демоном в сердце мог немножко попахивать. А, кроме того, он все время склонял набок голову, чтобы смотреть на меня своим единственным глазом. Я вспомнил все эти детали, когда Рилитар вернул мне разум.
– Я не понимаю еще одного, – буркнул Дорн.
– Чего же?
– Находясь здесь, Фоуркин имел доступ ко всей информации, которую мы доставляли магам. То есть знал, что именно Саммастер пробудил бешенство, которого боятся все драконы, и солнечные в том числе. Как он мог продолжать помогать мертвяку после этого?
– Возможно, – пояснил Тэган, – он уже давно страстно желал стать драконом-мертвяком и править в мире, созданном в воображении Саммастера. Скорее всего, он решил, что его не волнует, какими методами безумец собирается добиться своего. А может, он слишком боялся Саммастера, чтобы противоречить ему, неважно в чем.
– Учитывая, насколько силен был сам Фоуркин, – сказал Уилл, – последняя мысль меня не слишком-то радует. Будем надеяться, нам удастся расстроить планы Саммастера и не схлестнуться с этим старым мешком с костями лично.
Тэган увидел, что они дошли до окраины города и соответственно до последней группы жителей, пирующих под открытым небом. Дживекс, двигаясь по воздуху зигзагами в такт раздающейся откуда-то энергичной музыке, порхнул в сторонку, уселся на край винной бочки, полакал ее содержимое длинным язычком и, описав круг, снова присоединился к друзьям. |