— О-о-о! — с едва скрываемой иронией протянул незнакомец. Он положил ногу на ногу, скрестил руки на груди и устремил на тамбурмажора взгляд, в котором можно было прочесть все, что угодно, кроме восхищения. Этому молодому человеку было никак не более двадцати двух — двадцати трех лет, но высокий лоб, густые брови, властный взгляд, орлиный нос, энергично очерченный рот, крепкая загорелая, не привыкшая к воротничкам шея, широкие плечи при гибком телосложении — все это производило впечатление независимости, некой необычности и невольно внушало уважение.

— Чему ты удивляешься, гражданин? — спросил унтер-офицер. — Уж не полагаешь ли ты, что к главной штаб-квартире в Боссе может пройти любой, кому заблагорассудится?

— Нет, не полагаю. А вот ты, гражданин тамбурмажор, похоже, полагаешь, что тебе позволено лезть к любому со своими расспросами?

— Молчать! Каждый солдат обязан охранять безопасность своей армии! Как твоя фамилия, гражданин?

— Сюркуф, — ответил спрошенный с легкой ухмылкой в уголке рта.

— Имя?

— Робер.

— Кто ты?

— Моряк.

— А-а-а, так вот почему ты, словно утка, столь беззаботно плескался там, на улице! Кто тот друг, которого ты хочешь навестить?

— Гражданин гренадер Андош Жюно.

— Андош Жюно, адвокат?

— Да, тот самый.

— Да это же мой добрый приятель! Откуда ты его знаешь?

— Мы встречались с ним в Бюсси ле-Гран, где он родился.

— Точно! Ты не врешь, гражданин Сюркуф. Жюно служит в нашей роте. Я провожу тебя к нему. Но прежде ты должен выпить с нами.

— А что вы пьете?

— Здесь только один сорт, как на вывеске, — руссийон. Вино крепкое, хотя и очень мягкое. Попробуй-ка!

Хозяин притащил большой кувшин своего фирменного напитка, и все солдаты дружно протянули стаканы, предвкушая удовольствие выпить за счет моряка.

После первого тоста Сюркуф предложил всем наполнить еще по стакану и снова выпить. Однако, заметив постную физиономию усомнившегося в его платежеспособности хозяина, он вытащил из кожаного бумажника пачку ассигнаций и швырнул ее на стол. Жест этот был встречен всеобщим ликованием: денег хватало с лихвой, и хозяин еще раз наполнил кувшин. На сей раз не обошли вниманием и миссионера, которому до этого не перепало еще ни глотка. Тамбурмажор подошел к его столику и потребовал:

— Встань, гражданин, возьми стакан и выпей за здоровье Конвента, выкинувшего папу римского из страны!

Священник поднялся и взял стакан. Однако вместо требуемого тоста тихо, но твердо сказал:

— Не для богохульства дал нам Господь эту благодать. В вине — истина, и я не хочу произносить слова лжи. Я пью за здоровье святого отца в Риме. Да хранит его небо!

Не успел он, однако, поднести вино к губам, как кулак тамбурмажора вышиб стакан из его руки, так что осколки брызнули по полу.

— Что ты это себе позволяешь, гражданин святоша? — взревел унтер. — Ты что, не знаешь, что в нашей прекрасной Франции прежние святые отцы упразднены? Еще немного, и всех вас вышвырнут отсюда вон со всей вашей ерундой, в которую вы заставляли нас верить! Я призываю тебя отказаться от своего тоста!

— Погоди-ка, старина, — перебил тамбурмажора другой солдат. — Зачем ты разбил его стакан? Гражданин хозяин, дай ему новый да налей пополнее! Этот поп явно из тех, что отказались от гражданской присяги. Вот мы и устроим ему сейчас проверку, и пусть он пеняет на себя, если ее не выдержит!

Хозяин принес требуемое. Тамбурмажор втиснул в ладонь священника полный стакан и приказал:

— А теперь пей, гражданин, и кричи громко: «Да здравствует республика! Долой папу!»

Лицо миссионера побледнело, но глаза его сверкали.