Грязи от этого стало меньше, тревог — больше. Теперь уже Роберт мог забрести довольно далеко от дома, бесстрашно лазал по кручам, приходил еще более усталым. Камни поглощали все его время, он почти не общался ни со своими сверстниками, ни с братьями и сестрами.

— Вырастет дикарем, — ворчала фрау Матильда. — Где это видано, чтобы ребенок предпочитал общению с людьми — камни!

Отец только посмеивался. А про себя думал: подрастет, начну обучать его бухгалтерии. Камни купцу ни к чему, надо ему уметь обращаться с цифрами.

В одном отец оказался прав: камни скоро были забыты. Собрав изрядную коллекцию и не находя в своей местности больше ничего нового для пополнения ее, Роберт приделал к ящику аккуратную крышечку, к крышечке — крючочек и спрятал ящик с минералами под кровать. Но страсть к коллекционированию уже захватила его, сменился только объект: Роберт занялся почтовыми марками.

И это не было игрой: марки дополняли рассказы отца о чужих странах, по ним он пытался изучить природу, животный мир, растительность этих стран. Вскоре он, правда, обменял коллекцию марок на лупу, которую брат Альберт нашел на чердаке, — именно лупы не хватало ему, чтобы почувствовать себя исследователем. И он, не задумываясь, отдал добрую сотню красочных и очень красивых марок, аккуратно наклеенных в тетрадь, за грязноватое, тусклое увеличительное стекло.

Старшие братья посмеивались над ним, младшие — с уважением наблюдали. Ни то, ни другое не затрагивало Роберта: увлекшись чем-либо, он забывал обо всем остальном, предмет увлечения захватывал его целиком, занимал все его мысли, все время, отнимал все силы. У него не было потребности делить с кем-нибудь то наслаждение, которое он получал сначала от собирания камней, затем от коллекционирования и созерцания марок и, наконец, от того, что он видел в свою лупу, направляя ее на любой предмет, попадавшийся ему под руку.

Исключение составляла Эмми Фраатц, подруга его сестер, милая и тихая голубоглазая девочка. Ее он иногда брал с собой в походы по горам, с ней разглядывал марки, ей рассказывал истории, которые частично выдумывал сам, глядя на маленькие картинки, содранные с чужого письма. Ей он даже показывал, как выглядит крыло мухи под увеличением или икринка лягушки, выуженная из канавы.

Эмми содрогалась от отвращения, но молча смотрела, а когда Роберт увлекался объяснениями, зажмуривалась, чтобы не видеть всех тех ужасов, которые он ей показывал.

У мальчика было ощущение, что Эмми — единственный человек, который понимает его. И не просто понимает — одобряет. Потому-то он решился посвятить Эмми в свои мечты.

— Сперва школа, потом гимназия, а потом уеду с караваном товаров за моря-океаны, — серьезно говорил он Эмми, присев с ней на траву где-нибудь на лужайке, пока вся компания сестер и братьев увлекалась общей игрой, — буду купцом, как отец хочет. Это даже еще лучше: купец должен разъезжать по всему миру, знать все языки, географию, историю и многое другое. Для купца нет преград — он может заехать в такую даль, о которой простой смертный и не мечтает…

Тихий, спокойный говорок Роберта усыплял Эмми. Сперва она с тоской поглядывала на бегающих по траве подруг, заставляла себя прислушиваться к словам Роберта и думала: «И зачем это ему куда-то ехать, когда тут у нас так хорошо?! В крайнем случае можно уехать в Гамбург или даже в Берлин, купить свой дом, лошадей и жить, как все люди живут…» Потом она просто засыпала, не слыша тех необыкновенных слов, которые довольно бойко выговаривал Роберт: Мозамбик, Никарагуа, Таити, Родезия, Перу…

Он изучил эти названия по маркам, потом стал искать их на географической карте, кое-что прочел в учебнике братьев, кое-что додумал сам. И теперь с увлечением рассказывал о жизни в этих замечательных странах, где много есть еще «белых пятен», где в реках живут крокодилы, а в густых зарослях прячутся тигры-людоеды.