Вот вкратце изложение части того, что сделано Овэном для состарившегося, одряхлевшего, безнравственного мира. Но это ничего не значит в сравнении с тем, что замышлено им для того, чтобы исторгнуть человека из нищеты, раздоров, унижений, пороков и бедствий.

Теперь одно слово насчет моего представления ее величеству королеве. Я спрашиваю, кому из нас троих всего более чести принесло это свидание? Тому ли старику семидесяти лет, который более полувека искал приобретения редкой, между людьми мудрости, с одной целью приложить ее к облегчению бедствий несчастных, и который, в видах осуществления своих планов, позволил даже нарядить себя как обезьяну и склонить колено пред молодой девицей – прекрасной, конечно, но вовсе неопытной? Или министру, который заставил этого старика подвергнуться этим формам этикета, и потом в речи, полной нелепостей, почти отрекся от всего этого дела, которого был, двигателем и которое некогда будет может быть, считаться лучшим и важнейшим делом его управления. Или, наконец, – этой молодой девушке, пред которой преклонял колени семидесятилетний старец?.. Что касается до меня, то я не считаю за честь быть представленным никакому человеческому существу, каково бы оно ни было.

Двадцать два года тому, в адресе моем, представленном через лорда Кастельрэ европейским монархам, собравшимся на Ахенском конгрессе, я объявил, что в моих проектах и действиях я совершенно чужд всякого желания каких-нибудь почестей и привилегий, на которые всегда смотрел как на детские побрякушки или мелочи, достойные людей суетных и малодушных.

Однако же глава нынешней оппозиции в палате депутатов счел важным преступлением мое представление ее величеству и воспользовался им как оружием против министра который это дело устроил.

Неужели нынешний сэр Роберт Пиль мог поднять это волнение серьезно и не краснея?

Разве позабыл он, что старый Роберт Пиль, отец его, в продолжение многих лет был в наилучших отношениях со мной и считал полезным добиваться пред палатою депутатов осуществления моих идей и принятия – хотя со множеством искажений – моего билля о работе детей на фабриках?

Старый Роберт Пиль был человек практический, старавшийся найти себе опору не в пустых словах, а в предметах существенно полезных и плодотворных. Он был опытный человек, серьезно и добросовестно взвешивавший и обсуждавший мысли, которые представлялись его рассмотрению. Я спрашиваю теперь у почтенного предводителя отчаянной оппозиции, восставшей теперь в палате депутатов, – помнит ли он мой визит достоуважаемому отцу его, сделанный перед одним из моих путешествий в Соединенные Штаты, в то время, когда он – нынешний сэр Роберт Пиль, член кабинета лорда Ливерпуля, – находился в фамильном своем местопребывании, в Дрэйтон-Голле? Если он не забыл этого, то должен вспомнить и то, что я тогда привозил с собою около двухсот планов и рисунков, относящихся к новой системе организации общества. Я их назначал для президента Соединенных Штатов, в комнатах которого они и были потом выставлены и, может быть, и теперь еще там находятся. Сэр Роберт Пиль-отец посвятил много часов на рассмотрение этой единственной в мире коллекции, в которой я раскрывал средства совершенно переделать внешние обстоятельства, определяющие характер человека, и доставить будущим поколениям гораздо более благородное употребление их сил и гораздо обильнейший источник наслаждений.