В отношении быта Москве тоже нечему было особенно учиться. На Западе больше внимания уделяли постройке мостовых, Московская Русь больше уделяла внимания строительству бань. На Западе больше внимания уделяли красивым камзолам и туфлям с затейливыми пряжками, русские стремились к тому, чтобы под простыми кафтанами у них было чистое тело…» В царских палатах, в Боярской думе, в боярских домах, не ставили блюдец на стол, чтобы на них желающие могли давить вшей. В Версальских дворцах такие блюдца ставили. Пышно разодетые кавалеры и дамы отправляли свои естественные потребности в коридорах роскошного Версальского дворца. В палатах Московских царей такого не водилось.

Для того, чтобы не искажать исторической перспективы нельзя ни на одно мгновение забывать о том, что западный мир, куда прибыл Петр I, был уже в значительной части безрелигиозный мир.

«Западный мир, куда прибыл Петр I, был уже безрелигиозный мир и объевропеевшиеся русские, прибывшие с Петром Великим, стали агентами этой европеизации, не стремясь нисколько принимать форму западного христианства», — пишет знаменитый английский историк Арнольд Тойнби в своей книге «Мир и Запад».

Петр учился уже у безрелигиозного Запада, разлагавшегося под влиянием всевозможных рационалистических и материалистических идей.

«Европеизацией, — правильно заключает И. Солоневич, — объясняются и петровские кощунственные выходки. Описывая их, историки никак не могут найти для них подходящей полочки. В Москве этого не бывало никогда. Откуда же Петр мог заимствовать и всепьянейший синод, и непристойные имитации Евангелия и креста, и все то, что с такою странной изобретательностью практиковал он с его выдвиженцами?

Историки снова плотно зажмуривают глаза. Выходит так, как будто вся эта хулиганская эпопея с неба свалилась, была, так сказать, личным капризом и личным изобретением Петра, который на выдумки был вообще горазд. И только Покровский в третьем томе своей достаточно похабной Истории России (довоенное издание), — скупо и мельком сообщая о «протестантских симпатиях Петра», намекает и на источники его вдохновения. Европа эпохи Петра вела лютеранскую борьбу против католицизма. И арсенал снарядов и экспонатов петровского антирелигиозного хулиганства был, попросту, заимствован из лютеранской практики. Приличиями и чувством меры тогда особенно не стеснялись, и подхватив лютеранские методы издевки над католицизмом, Петр только переменил адрес — вместо издевательств над католицизмом, стал издеваться над православием. Этот источник петровских забав наши историки не заметили вовсе.

VI. НАЧАЛО РАЗГРОМА НАЦИОНАЛЬНОЙ РУСИ

Вернувшись из заграницы Петр не заезжает к жене, не останавливается во дворце, а едет прямо в дорогой своему сердцу Кокуй. Не правда ли, несколько странный поступок для русского царя.

На следующий день, во время торжественного приема в Преображенском, он уже сам начал резать боярские бороды и укорачивать боярские кафтаны. И после этого насаждения «европейской культуры» Петр возобновил следствие о бунте стрельцов, хотя стрельцы были жестоко наказаны уже и перед его отправкой заграницу.

Главой Преображенского розыскного приказа был Федор Ромодановский. «Собою видом как монстра, нравом злой тиран, превеликий нежелатель добра никому, пьян во все дни», — так характеризует один из современников этого палача. Своей невероятной жестокостью этот палач наводил ужас на всех.

«В Преображенском приказе начались ужасающие пытки стрельцов», сообщает С. Платонов. — Перед окнами кельи насильно постриженной Софьи по приказу Петра было повешено несколько стрельцов. Всего же в Москве и в Преображенском было казнено далеко за тысячу человек».

Ужасы, пережитые Москвой в осенние дни 1698 года историк С.