В результате, вместо единого прежде народа, одинаково верившего, одинаково думавшего, имевшего одинаковые обычаи, возникло как бы два отдельных народа. Верхи стали европейцами, весь народ остался русским по своим верованиям, миросозерцанию и обычаям. В результате Петровской революции высшие европеизированные круги русского общества стали каким-то особым народиком внутри русского общества.

«Это, — писал Ф. Достоевский, — теперь какой-то уж совсем чужой народик, очень маленький, очень ничтожненький, но имеющий, однако, уже свои привычки и свои предрассудки, которые и принимаются за своеобразность. И вот, оказывается теперь даже и с желанием своей собственной веры».

Таков был трагический результат попытки Петра сделать Россию Европой.

Безудержное чужебесие высших кругов, как и предсказывал Юрий Крижанич, не прошло для России даром. Спустя два столетия оно привело к новому разгрому русской государственности.

Реформы Петра, как и церковные реформы, которые проводил Никон, были, конечно, нужны. Но проводить их надо было не так, как проводили их Петр Великий и Никон. В том же виде, как они были проведены, реформы приняли характер насильственных революций и несомненно принесли больше вреда, чем пользы.

XII. ПРОТЕСТАНТСКИЙ ХАРАКТЕР ЦЕРКОВНОЙ «РЕФОРМЫ» ПЕТРА I

Ключевский признавался, что он в своих исторических исследованиях не задавался вопросом о том, «какие перемены произвели реформы Петра в понятиях и нравах и вообще в духовной жизни народа». Попытаемся заняться этим вопросом мы, опираясь на исторические факты и выводы, сделанные как Ключевским так и другими русскими историками.

«Духовный регламент», исковеркавший судьбу Православной Церкви, составил Феофан Прокопович, — беглый униат, бывший одно время учеником иезуитов и протестантов, почитатель философов-атеистов. Многие из современников подозревали, что Феофан вообще был безбожник.

В произнесенной в Успенском соборе проповеди Феофан не постеснялся заявить, что главой Православной Церкви является не Христос, а царь.

«…Феофан, — пишет проф. Зызыкин, — пропитанный протестантским рационализмом относился к народному пониманию религии с величайшим презрением и пристрастие к обряду почитал грубым ханжеством и преследовал. Он в корне подрывал все то, что считалось основой русского благочестия. Народ видел, что преследуются самые дорогие предметы его религиозного почитания, что обычай и верования дедов провозглашаются «бабьими баснями», «душепагубными дуростями»; недовольство народа выражалось в разных формах, то в подметных письмах, то в появлении разных людей, критикующих церковную реформу Петра. Так Соловьев (XV, 137) сообщает о появлении в Москве Нижегородского посадского Андрея Иванова, пришедшего за 400 верст сообщить царю, что он — еретик, разрушает христианскую веру.

Все внешние формы религии были дороги каждому человеку, как видимое выражение православия; обряд тесно соединялся в уме с представлением о вере и нарушение его почиталось грехом. А Петр хотел репрессиями устранить, веками выработанный религиозный склад жизни и естественно нажил врагов. Представление же его о путях спасения уже исходило в действительности из иного неправославного учения, результатом чего было его отношение и к монашеству; иные были у него и канонические понятия о правительственной власти в Церкви, полученные из протестантского учения; отсюда его понятие о возможности отмены патриаршества светской властью. Народ инстинктивно чувствовал, что все это не может делать царь православный».

«Не получая удовлетворения в православной богословской науке, тогда плохо и мало разработанной, Феофан от католических доктрин (он изучал богословие в Киевской Академии и католических коллегиях Львова, Кракова и Рима.